В. Жириновский: «Я многоплановый»

Это интервью я считаю своим поражением. Я сделала все, что могла, но не получила должного результата. Я растянула отведенные мне 10 минут до двадцати трех, задала в два раза больше вопросов, чем было определено регламентом, я обуздала свои нервы и была достаточно смелой для журналиста из провинции. Но я не смогла вывести его на разговор о самом главном. О том, что же это такое — Владимир Вольфович Жириновский.

И первый раз в жизни я пытаюсь оправдать себя, мол, никто, даже сам господь Бог не сможет вести разговор на отвлеченные темы, если слева от тебя стоит охрана, справа начальник секретариата, сзади многочисленные помощники и сотрудники пресс-центра. Но все это жалкие оправдания. Впрочем, судите сами.

Центральный вход Государственной Думы Российской Федерации временно закрыт. «Уважаемые посетители, в связи с ремонтом вход осуществляется через новое здание. Приносим свои извинения за неудобства» — гласит объявление на втором подъезде. Поворачиваю направо и иду в Георгиевский переулок.

Десятый подъезд. Охрана. Проверка документов. Прохожу по ленте, снова проверка… Сотрудник бюро пропусков неприветливо отгородился от меня моим же отражением — вместо прозрачного стекла нас разделяет зеркало. Опять подаю паспорт, поправляю прическу и уже с пропуском двигаюсь дальше. Моя цель находится на 10-м этаже старого здания.

«Владимир Вольфович Жириновский» — золотом по дереву сообщает мне нескромная вывеска. Просто. Без титулов и регалий. Так и зовите: Царь.

– Миша! Миша! Быстрей-быстрей! Ну, давай же, живее, к шефу!

Миша разгоняется в холле, добавляет газу и, не теряя скорости, входит в поворот.

– Сейчас спокойнее, Миша, спокойнее! Сбавь обороты… Выдохни… Заходи!

По реакции окружающих понимаю: жизнь фракции ЛДПР идет обычным ходом. «Придется подождать, — меланхолично сообщает мне Егор, начальник секретариата ВВЖ. У шефа совещание». Я усаживаюсь в глубокое кресло и понимаю, что это мое пристанище на несколько ближайших часов.

Пока я добиралась до ЛДПР, произошло то, что порядком спутало мои планы. Объявили приговор Навальному — 5 лет колонии общего режима. Это событие не могло пройти незамеченным в приемной одного из главных ньюсмейкеров страны. Жадные до комментариев журналисты столичных СМИ, партийная pr-служба, депутаты всех мастей — все вместе со мной ждут своего часа, чтобы урвать оценку событий из уст самого резкого и категоричного политика современной России.

Однако совещание не спешит заканчиваться. Вот уже 2,5 часа ВВЖ мечет громы и молнии за стенами своего кабинета. Боятся все.

— Только, пожалуйста, не здоровайтесь, — наставляет меня Юрий Васильевич Рыжов, руководитель пресс-центра ЛДПР, — он этого не любит. И поменьше лирики, по возможности сразу к делу. По имени-отчеству к нему тоже не обязательно обращаться, это сэкономит ваше время. У вас 10 минут. Когда я вот так пододвину листочек — это значит время истекло. Все понятно?

«Давай без черемухи и сразу с конца» — моментально вспоминаю я любимое по этому случаю выражение Жириновского, не раз слышанное мною в исполнении нашего фотографа. Евгений несколько лет работал «личником» Владимира Вольфовича, и сейчас благодаря совместным усилиям его и Александра Ильтякова я войду в кабинет самого харизматичного парламентария современности.

— Выключите, пожалуйста, телефон и оставьте его вот в этой коробочке, — говорит мне один из охранников, и я понимаю, что мой час настал.

— Добрый день, — нарушаю я сразу все установленные правила, — Владимир Вольфович, какова ваша оценка приговору Навального — это справедливый суд или политической процесс над оппозиционером?

— Все закономерно. Ничего искусственного. Если ты идешь в политику, ты должен быть чист. А если в последние 20 лет новой экономики ты занимался предпринимательской деятельностью, участвовал в каких-то сделках, коммерческих, торговых, ты должен быть готов к такому исходу. Просто он, Навальный, должен знать, что если бы он не занимался этим, то, пожалуйста, иди в политику, а если занимался, в любой момент это могут поднять. Найдут твои ошибки, твои промахи и привлекут к ответственности. Таких очень много, миллионы! Но всеми одновременно Следственный комитет заниматься не может. Естественно, они смотрят: кто идет на выборы, кто претендует на власть? Давайте хотя бы их посмотрим! Политические партии постоянно проверяют свои списки. И мы, и каждая партия каждый раз находим у себя два-три человека, таких как Навальный. И из списка их исключаем. В этом ничего политического нет. Только лишь компромат, связанный с его коммерческой деятельностью. Поэтому 5 лет — нормальный срок.

Где привычный, известный всем Жириновский? Передо мной уставший за день немолодой уже человек, ритм жизни которого под силу не каждому из молодежи. Терпимый, вопреки моим ожиданиям доброжелательный, он удивил меня столь малоэмоциональным и некатегоричным высказыванием.

— А как вы думаете, если бы не это дело, его можно было бы рассматривать как реального политического конкурента?

— Нет. Если бы он был чист, он получил бы три-четыре процента. Не больше. Как Прохоров. Огромные деньги, миллиардер, а получил всего 7,8 процента. Все! Потолок. И больше ничего никогда не будет. Так что даже если бы не этот суд, у Навального все равно не было никаких шансов, потому что у него нет ни партии, ни политического лица, ни честности, ни чистоты…

— Ни поддержки СМИ.

— Да вы что?! День и ночь трубят! Все радио и телеканалы, вся пресса: «Навальный! Навальный! Навальный!» Сегодня весь день, не переставая!

— Сегодня — да. Но так было не всегда.

— Сейчас целый месяц будут трубить. Сколько он имеет поддержки — столько у нас никто не имеет. И в этом тоже определенная провокация. Его раскручивают. И даже вынесение приговора — это в плюс его популярности. У нас жалеют битых.

— Но еще совсем недавно его имя было запрещено к упоминанию на первых каналах.

— Благодаря этому день и ночь другие телеканалы постоянно говорили о нем. Он — рекордсмен по количеству упоминаний.

— Но на других телеканалах аудитория — как раз те самые 3–4 процента, которые готовы за него голосовать. Не больше…

— И вы о нем спрашиваете. И вы опять будете писать о нем. Вот это ошибка всей нашей прессы. Так же Ельцина раскручивали-раскручивали, а он страну всю разрушил. Ошибка? Ошибка.

— То есть вы допускаете, что он может стать Президентом?

— Никогда.

— Вы согласны с тем, что главная проблема России — это отсутствие политической конкуренции?

— Это неправильное понимание. Ее нет нигде. Какая конкуренция в США? Две партии. Все. А остальные? Ни одна не может провести своего конгрессмена в сенат. Франция — три партии или четыре. Все. Везде потолок. И у нас четырехпартийная система. При этом «Единая Россия» уменьшается. И через какие-то выборы она уже уйдет на 40 процентов, не больше. И будет коалиция в парламенте, и будет коалиционное правительство. Все как обычно. Здесь нельзя говорить об отсутствии конкуренции. Надо понимать, что это такое. По-русски это соперничество. Мы — соперники! Вот с коммунистами мы соперники! Я — ярый антикоммунист. А Зюганов наоборот, кхэ-э, коммунист.

А то (что, может быть, вы имеете в виду), что тяжело соперничать с партией власти… Так это временно. Нам всего 22 года-то. С 91-го по 13-й. И за эти 22 года партию власти уже 10 раз заменили. В этом и есть соперничество! Когда 10 раз опустили партию власти! «Демократический выбор России», «Демократическая Россия», «Наш дом — Россия», «Отечество — вся Россия», «Единая Россия»... Сколько вам надо еще? Каждые два-три года новая партия власти. Что, это разве не соперничество? Соперничество.

— У меня ощущение, что сегодняшнее соперничество — только видимость, потому что все знают, чем все закончится. А вот в 90-е соперничество было реальным, потому что этого никто не знал. И было настоящее напряжение. Сегодня конкуренция задушена. Разве не так?

— Нет. Тогда государство и демократия были ребенком. И мы не знали, что вырастет из этого ребенка. А сейчас — взрослая страна. Все уже, выросли из детских штанишек. Поэтому сейчас все уже ясно. Как в браке: медовый месяц, а потом что? Все предсказуемо. Развод. Я сейчас ехал… Красная площадь. Молодожены. Я их приветствую: медовый месяц! А через пять лет разведутся. Так и демократия. Она была сладкая, потому что она была впервые после коммунистического застоя и диктатуры. А сейчас кончилась сладость, и все поняли, что демократией пользуются и жулики, воры, авантюристы. И поменьше идеализма! Поменьше мечтаний! Везде нет конкуренции! Назовите страну, где она есть? Может быть, в Китае? Или в Евросоюзе? Там тоже только два варианта: или социалисты, или консерваторы.

— Так у нас-то этого «или» и нет! Я же вот о чем!

— Как же нет? И у нас есть «или»! «Единая Россия» или нас три партии. Мы уже дошли: 213 мандатов, нам осталось 13 мандатов получить — и все: «Единая Россия» перестает быть правящей партией. Все движется к этому! Уже Собянин идет на выборы не от «Единой России». Все идет к тому, что будут созданы противостоящие 2–3 партии. Пожалуйста! Что у вас еще?

Вот сейчас начинаю узнавать Жириновского. Великий полемист, переспорить которого лично у меня еще нос не дорос. Опыта маловато. Вспоминаю, как в ответ на вопрос о любимом занятии он ответил Познеру: «Беседа, дискуссия, разговор. Не петь, не танцевать, не спорт, а именно с людьми поговорить и узнать от них, что они со мной согласны. Это мне больше всего нравится, когда люди подходят, говорят: «А вы правы, а мы согласны».

Я не была согласна с Владимиром Вольфовичем, но ситуация не позволяла останавливаться на этом.

— Вы 25 лет в политике, вы можете объяснить мне, почему у нас ни одна реформа ни разу не увенчалась успехом? Административная, налоговая, пенсионная, реформа образования и здравоохранения, электроэнергетики и ЖКХ… А четыре национальных проекта? Модернизации, инновации? Борьба с коррупцией…

— Да, да… Но так происходит во всем мире. Во всем мире проблемы со здравоохранением, с сельским хозяйством, жильем… Налоги, коррупция — во всем мире так же! Просто мы не привыкли к этому. При КПСС Советская власть все замалчивала. Нам казалось: сладкое советское общество. Сейчас обо всем говорят, и мы сходим с ума. Ну, за рубежом назовите мне хоть одну страну, где побороли коррупцию! Где нет проблемы аграрной, жилищной, с дорогами, с пробками! Везде все одинаково. Просто мы холодная страна, нам тяжелее развивать экономику. Мы самая большая в мире страна. Но мы не можем сами сдавать территории. С тех пор, как мы их освоили, уже 300 лет прошло… И климат не можем поменять. Подождите, климат изменится через 20–30 лет: Европа замерзнет, Ближний Восток уничтожит испепеляющая жара, и все к нам кинутся в умеренный климат.

— И все-таки, когда приезжаешь в другие страны, невозможно не заметить разницы… Мне кажется…

— Вот именно: вам кажется, потому что плохо знаете. Я много раз бывал за границей… Вот Турция… Ну и что? Демократия, скажете? То одна партия была 30 лет у власти, теперь другая… Япония… ЛДП Японии… 50 лет у власти… Там есть и другие партии, но у власти одна и та же. Это, по-вашему, демократия? Во всех странах мира свой формат демократии. Главное, чтобы было несколько партий. Самое страшное, когда была одна. КПСС. И у нас так же будет приход к власти другой партии, и так же будет коалиция партий. К этому идем. Что еще?

— Хочу узнать, когда это случится. Многие сходятся на том, что тандем лет еще на 20 с копейками… Вы так не считаете?

— Я же говорю, что в 16-м году в Думе «Единая Россия» уже не будет иметь такого количества голосов, как сейчас. Она уже может получить 40 процентов. А то и 30. На следующем созыве возможна коалиция парламентского большинства. Вот. Подождать нужно 16-й год. Кстати, возможны изменения в Правительстве, вот уже двух министров заменили, пожалуйста: регионального развития и экономики…

— Можно я прочитаю такое высказывание, а вы его прокомментируете?

— Пожалуйста.

— «Достижения есть только там, где проблемы можно было решить простой раздачей денег. Резко увеличились пенсии, зарплаты бюджетников, военнослужащих, работников правоохранительных органов. Получила деньги «оборонка». Но разве это заслуга национального лидера? «России где-то Бог послал большие деньги...» Именно Бог послал, а не Президент. Начиная с 2000 года, резко выросли мировые цены на наши нефть и газ, на Россию пролился «золотой дождь». На эти гигантские, невероятные деньги можно было бы построить новую страну! А сумели только увеличить пенсии».

— Нельзя обвинять действующий режим, что им повезло. Вот Горбачеву не повезло, Ельцину не повезло, а Путину повезло…

— Я и не обвиняю, я просто пытаюсь понять, почему при таких возможностях мы имеем такой результат.

— Это другой вопрос. Но не надо говорить: вот, мол, золотой дождь пролился! А потом снова будет обвал и не будет золотого дождя, и что, в этом снова будет виновато Правительство? На вопрос, почему не сумели, я скажу так: не научились оперировать большими деньгами. Никогда таких денег не было в руках государства. Никогда. Мы предлагали дороги построить и жилье, это поможет поднять сельское хозяйство, торговлю, повысит мобильность населения. Но они не сделали этого. А мы бы сделали. Это ошибка их. За такие огромные деньги можно было сделать намного больше. Мы бы не стали проводить Олимпийские игры, Универсиаду и все остальное. А все деньги бросили бы на дороги и на жилье. И тогда бы у нас к 20-му году все жили в отдельных квартирах, ездили бы по шикарным дорогам, а по рельсам ходили бы сапсаны… Я бы поехал сейчас в Сочи, сел бы в поезд, и в 12 ночи был бы уже в Сочи. Покупался бы несколько дней и вернулся бы обратно в Москву. Это нам обещали еще в 80-м году, при советской власти, что до Сочи поезд будет идти 8 часов.

— А вообще что за необходимость была делать Олимпиаду именно в Сочи? А не в Ханты-Мансийске, например? Денег бы понадобилось меньше…

— Ну так решили… Так решили… Так им нравится там бывать, что хотелось бы, чтобы там был свой курорт. Чтобы не ездили в Куршавель, а все ехали в Сочи, в Сочи, в Сочи… Шикарные отели, шикарные дороги, море…

— А вы насколько оправданными считаете такие громадные вложения?

— Я же вам сказал: мы бы этого не сделали! Как и Казань! 120 миллиардов рублей! Сколько на эти деньги можно было построить жилья и дорог! А где будут использоваться эти стадионы сейчас? Все будет стоять!

Поэтому не надо таких грандиозных проектов! Съездили бы на Универсиаду в другой город и там бы медали свои получили. Как и в Сочи. Пускай Южная Корея делает, а нам надо строить, строить и строить.

— Вы поддержали реформу РАН. Она действительно способна вытащить российскую науку из пропасти?

— У нас в пропасти нет ничего. Это все специально такие слухи кто-то распространяет: Китай нападет, все, разруха, армии нет… Сейчас учения прошли на Дальнем Востоке: нормальные учения самой мощной в мире армии. И кто говорит, что армии нет, тот дурак, он распространяет вражеские слухи, которые вызывают у людей сомнения. Так и тут. Наука не в пропасти. Все ученые наши достигают огромных успехов за рубежом, если бы она была в пропасти, никто бы наших ученых не брал. Просто идет трансформация, изменение статуса. Было только государственное образование, сейчас частное есть. Так и наука была только государственной, сейчас надо привлекать частный капитал. Сейчас мы науке даем денег в три раза больше, чем раньше. 60 миллиардов она нам стоила в 2012 году. В этом даем 170 миллиардов. Что вы хотите еще? Академик получал 30 тысяч, сейчас от 50 до 100. Помогаем и резко увеличиваем финансирование.

— Новую реформу очень яростно критикуют представители академического сообщества…

— Правильно, потому что им не нравится, они привыкли к устоявшейся системе. Они пожилые, средний возраст 74 года. Все пожилые люди не хотят никаких изменений. Никаких! Обычное старческое нежелание изменений. Еще что?

— Как вы относитесь к Эдварду Сноудену? Почему вы считаете, что им двигали корыстные интересы? Почему не допускаете мысли, что этот человек действительно болеет за свободу?

— Меня он не интересует. Абсолютно. И никому не советую писать о нем что-то. Он просто разочаровался в Америке, в ЦРУ и хочет жить в другом государстве и не быть агентом ЦРУ. Вот и все. И у нас есть такие же негодяи. Разочаровался в КГБ и уехал в Америку. Калугин, генерал. Другой в Лондон уехал. Гордиевский, полковник. Литвиненко… В каждом государстве в спецслужбах есть свои предатели. Вот и Сноуден такой же. Но нам он совершенно не нужен. Отправить его куда подальше. Если Америке нужен, отдать его американцам. И тему закрыть. И забыть. Нам не нужен этот человек. Он приехал сюда, мы его не звали. Ничего ему не обещали.

— Коль мы американскую тему затронули, я хочу спросить про Макфола…

— Давайте!

— Вы сказали, что Макфол — лучший посол США. Почему такая оценка? И почему вы, критик и последовательный противник всего, что делает Америка, пришли к нему на прием?

— Потому что был праздник, национальный праздник, день рождения страны! Приглашают всю политическую элиту. Почему не прийти? Страна же есть! Мы можем критиковать режим, но 300 миллионов американцев, они живут и работают и никакого отношения к режиму не имеют. Это праздник! И мы приглашаем всех 12 июня в Вашингтоне. Мы пригласили, и к нам все пришли. А Макфол — лучший посол, потому что он русолог, специалист по России, знает русский язык. А до этого были просто: назначили, как у нас: председатель колхоза послом поехал. А он любит Россию, знает Россию, поэтому за последние годы он лучший посол. Что еще?

— Я была приятно удивлена тем, что вы не поддержали антипиратский закон.

— Да, мы не поддержали.

— Можно подробнее вашу точку зрения?

— Люди хотят пользоваться достижениями культуры, а платить за все это у них нет денег. Вот он песню хочет послушать, а нельзя — надо платить, а у него нет возможности; стихи скачать для своего сборника — опять нельзя, опять деньги надо…

— То есть вы не поддержали закон, потому что таково желание вашего электората?

— Да. Потому что так хотят люди. Они хотят пользоваться всем, а платить за это у них нет средств. И это вредно — за все платить!

«Золотые слова, Владимир Вольфович!», — хотелось воскликнуть мне сразу после этой замечательной реплики. И тут я вспомнила еще одно его крылатое высказывание: «Мы должны любить Родину и постоянно играть на том плохом, что есть в народе. Такова участь оппозиции»…

Известный своим эксцентричным поведением, мой знаменитый собеседник не раз пользовался приемами популизма: то призывал к военному маршу к берегам Индийского океана, то предлагал ввести уголовное преследование политиков, не выполнивших свои предвыборные обещания, то во время нагнетания ситуации вокруг Ирака весной 2003 года публично поддержал Саддама Хусейна и обратился в адрес президента США Джорджа Буша с нецензурными оскорблениями.

А в 1995 году вышел скандально известный выпуск программы «Один на один», в прямом эфире которой Жириновский облил Немцова апельсиновым соком.

Спустя время он признается Познеру, что жалеет о своей несдержанности тогда. Да, это был не расчет, это была естественная реакция на провокацию со стороны собеседника. Вот как он рассказывает об этом: «У него (Немцова) в руках был журнал. Playboy. И он стал мне говорить, сколько у меня было половых актов и чем я болел. Ну, тут дальше некуда уже. Люди же слышат, люди подумают, что действительно у меня было столько женщин и столько болезней. Вот это взорвало. Если бы они продолжали разговор на политические темы, Чечня тогда была актуальна… Но он внаглую говорит и читает этот журнал, Playboy. Вот я немножко и не выдержал. Там стоял сок…»

Откровенность, быстрое реагирование и естественность — одни из главных ресурсов Жириновского. Благодаря этому он часто побеждает в дебатах. Благодаря этому многие подспудно понимают: он говорит то, что думает.

Он живет в дискуссии. Готовый говорить на любую тему много и долго, он будет приводить огромное количество аргументов. Но отвязный ли он? Вот как он сам отвечает на этот вопрос: «Азарт есть. А отвязность — нет. Потому что я никогда не хотел никого оскорблять, никогда не хотел, чтобы получилась острая сцена. Я этого никогда не хотел. Я готов был вести себя тихо, спокойно, медленно. Но взрывали другие. Начинали оскорблять другие. В моих выступлениях нет расчета, все возникает произвольно, внезапно. Я не готовлюсь к передачам, у меня нет спичрайтеров, я все делаю сам. И я приблизительно понимаю, какие будут вопросы, потому что они уже 20 лет эти вопросы, известные. О хорошем меня не спрашивают, все такое, как бы, с подковыркой».

Сидя напротив него, я думала, сколько в этом мужчине противоречий. Взрывной, несдержанный на язык, и вместе с тем — высокообразованный человек, доктор философских наук, автор огромного количества книг и публикаций (полное собрание сочинений включает более 50 томов), член Союза журналистов России, почетный профессор многих университетов, почетный доктор и почетный академик всех возможных академий. Он в совершенстве владеет четырьмя языками: английским, французским, турецким, немецким, но в отличие от многих никогда не афиширует этого. Что хотите со мной делайте, я никогда не поверю, что человек, добившийся такого положения в обществе, может быть прост и однозначен.

— Владимир Вольфович, а вот скажите, мои ощущения, они правильные? Вы с Геннадием Андреевичем Зюгановым — вечные противники и оппоненты, и вместе с тем, где-то там, за кулисами, когда закончится ваша перебранка в студии какой-нибудь программы, например, «К барьеру», вы вполне мирно сосуществуете: здороваетесь за руку, обнимаетесь…

— Дак ведь так и должно быть! Мы — граждане одной страны, мы работаем в одном парламенте… Мы что, врагами должны быть? С вилами кидаться друг на друга? Или вы думаете, что политические оппоненты — они должны по жизни идти и плеваться друг в друга? Есть передача, в которой мы излагаем свои точки зрения. После передачи мы просто граждане.

— То есть ваша перепалка на экране — это просто шоу?

— Почему шоу? Это формат дискуссии. Вот актер — это часть шоу: он пришел и играет чужую роль. Мы же высказываем наши позиции. Они полярные. Я — антикоммунист. Он — наоборот. А в обычной жизни он человек и я человек. Он дедушка и я дедушка. Что мы, должны друг друга поливать грязью?

— Вы последовательный критик коммунистической партии и всего, что с ней связано. Но вместе с тем в 1991 году вы поддержали ГКЧП, выступив против Беловежских соглашений. Как объяснить такое противоречие?

— Очень просто: мы против развала страны, против потери территорий. И в заявлении ГКЧП были очень хорошие пункты. Прочтите это из Интернета: борьба с преступностью, борьба с сепаратистами, раздача земли — все пункты и сегодня актуальны, и сегодня я подпишусь под ними.

— Но если бы ГКЧП победил…

— Было бы великолепно! Прекрасно! Был бы праздник!

— … мы бы жили сейчас при советской власти…

— Нет! Никто не собирался продолжать коммунистический эксперимент. Никто не собирался оставлять одну только КПСС. Уже были созданы партии, я делал заявление от имени своей, новой, партии. Уже нельзя было идти назад, к брежневской модели, уже работала минимально частная экономика. Но не было бы развала, не было бы разгула преступности… Мы бы потихонечку пошли, как Китай, может быть. И на сегодня у нас была бы огромная страна. ГКЧП имел под собой очень хорошую программу, которую и до сих пор можно использовать. А вот восстановить огромные территории уже будет сложнее. Поэтому в моих взглядах нет никаких противоречий: одно дело — неприятие советского режима, в котором было много недостатков и которые, в свою очередь, привели к гибели страну, и совсем другое — попытка спасти территорию, не режим. Мое заявление было в поддержку ГКЧП — государственного комитета по чрезвычайному положению! В стране нужно было вводить чрезвычайное положение.

Вы можете найти мое интервью телевизионной службе новостей на первом канале, где за полтора года до путча, еще в ноябре 90-го, я сказал: надо вводить чрезвычайное положение. Мы не сделали этого — в результате у нас погибало по миллиону человек в год! За эти годы мы потеряли 20 миллионов человек! И сейчас имеем убогих, ленивых алкоголиков и наркоманов, которые каждый год умирают сотнями тысяч! Вот ГКЧП это бы остановил. Мы Афганистан проклинаем — так там погибала тысяча человек в год, а сейчас в сто раз больше!

Понимая, что Владимир Вольфович оседлал любимого конька, а количество времени меж тем неумолимо сокращается, я вконец отчаялась и по-детски наивно и беспомощно задала ему свой главный вопрос:

— Владимир Вольфович, какой вы есть на самом деле? Я не верю, что тот, кого я вижу каждый день с экрана телевизора, и есть вы настоящий.

— Я многоплановый. А вы видите только одну сторону. К тому же мой имидж на экране — во многом результат работы ваших телевизионных коллег, и часто мне приходится видеть искажение моего образа, моих речей, моих выступлений. Если хотите, возьмите в пресс-службе записи с митингов, там полные выступления, без монтажа и купюр, и вы сможете сравнить с тем, что вам приходится слышать по телевизору. Ну что, теперь все?

— Теперь самый последний вопрос, вернее два: в гостях у Познера на вопрос, что вы скажете, оказавшись перед богом, вы ответили: «Отправь меня обратно, и я продолжу борьбу». Итак, за что вы боретесь и как вы оцениваете результаты своей борьбы?

— Борюсь за то, чтобы люди жили лучше. Чтобы не было насилия, войны, криминала. Результаты оцениваю на четыре с плюсом. Все, что могли, мы сделали. Спасибо.