На гребне рок-волны

- Вадим, вы на каких музыкальных инструментах играете?
- На всех, но не владею ни одним. Я пою. Именно это мне больше всего и нравится.
Как это ни банально, я увлекся музыкой в детстве. Страшно любил петь и пел хорошо. Моим козырем была «Лебединая верность» Софии Ротару. Все бабушки плакали, даже если слушали не первый раз.

- У вас музыкальная семья?
- Мои родители были участниками хоров. Когда я родился, рос, самодеятельность была очень популярна. Люди ходили во Дворцы культуры, занимались творчеством, кто танцевал, кто пел, а я присутствовал на репетициях.

- Но они этим не зарабатывали?
- Я тоже по профессии не музыкант. Я дипломированный сварщик, преподаватель истории, электрик, тракторист-комбайнер, огранщик третьего класса. Конечно, я учился в музыкальной школе. Три года по классу фортепиано. Но не пошло. Стал взрослеть, захотелось играть в футбол, хоккей, но не на пианино.

- Получается, от музыки бегали, но все равно к ней же вернулись... Сейчас вы считаете ее своей профессией?
- Важно не то, что я считаю, а то, что думают обо мне другие. Я люблю свое дело – это самое главное.
Сначала я мечтал стать актером. Закончив 8 классов, собрался поступать в ГИТИС, но без полного среднего туда, к счастью, не получилось. Я плохо учился (ленив, мне бы упрямства побольше). Пошел в курганское музыкальное училище. На гитару не брали без музыкального образования, но поскольку у меня хороший музыкальный слух и чувство ритма, предложили идти на духовое отделение – кларнет и саксофон. Там я проучился чуть больше года. Так же, как и в музыкальной школе, мне не повезло с преподавателем: им был директор – человек, который постоянно занят общественно-организационными делами. Наверное, я бы мог чего-то добиться, но со мной никто не сидел, а просто ставили галочки.

- Какой была тогда неформальная музыкальная жизнь?
- Где-то в 1985-ом в Детском парке я познакомился с Александром Менщиковым, замечательным музыкантом. Он руководил самодеятельной группой, в которую меня пригласили петь. Это был откровенно школьный коллектив, но мы все равно кайфовали. Исполняли популярные в то время песни на «ракушке» в Детском парке.
Даже не выходя на сцену, я уже понял, что буду артистом. Поэтому и хотел поступить в ГИТИС. Человек, который раз в жизни взял в руки микрофон и что-то произнес на публику, никогда не забудет это ощущение, и либо к нему пристрастится, либо больше никогда этого не сделает. Мне нужна публика, чем больше ее будет, тем лучше. Это скверная черта в общем понимании, но для артиста, наверное, это наоборот неплохо.
В армии с музыкой я тоже не расставался: участвовал в ансамбле, играл на бас-гитаре, был запевалой и даже барабанщиком. Опять же меня взяли радистом. Здесь необходимы хорошее чувство ритма и слух, потому что все буквы азбуки Морзе запоминаются напевом. За свой музыкальный слух неоднократно ходил в увольнение.
После демобилизации в 1989 году я вернулся уже в другую страну. Началась перестройка. Открылись новые возможности, совсем другие.

- Вы осознавали историчность момента?
- Не могу этого сказать. Я был молодой, озорной, здоровый, красивый, и все, что тогда происходило, было очень хорошо. Я получал удовольствие от жизни. Мне было 20. И меня устраивало все, какая бы страна ни была. Меня воспитали в любви к Родине, и не важно, называется она СССР или Россия.
Мне недавно исполнилось сорок пять. Уже в принципе приличный возраст! Но я до сих пор живу категориями 80-х. Это не ностальгия, а какая-то застрялость. Вплоть до того,что я могу в документе написать «тысяча девятьсот какой-то там год». У меня двое детей. Казалось бы, я должен стать солидным, определившимся в своем мировоззрении, но я таким себя не считаю. И все, что происходит сегодня, как будто не со мной.

- У вас в молодости были кумиры?
- Да. В детстве меня спрашивали: «Вадик, ты кем хочешь стать?» Я отвечал: «Муслимом Магомаевым». А потом я подсел на рок-музыку. В первую очередь, тяжелую – хеви-метал. Несмотря на свою показушность, я всегда был протестным человеком, не желал находиться в толпе. Хотелось быть отдельно или в противном случае ее возглавить. Тогда мне очень нравились Квин, Пинк Флойд. Битлз я никогда не любил, потому что их выбирало большинство, я больше симпатизировал Роллинг Стоунз. Они были нехорошими, другими.

- После армии появилось желание связать свою жизнь с музыкой?
- Нет. Еще до службы, после того, как ушел из музучилища, я выучился на сварщика. Работал на автобусном заводе. Мне это тоже нравилось. Думал, по горячей сетке спокойно дождусь 50 лет, уйду на пенсию. На деле я пошел на Курганприбор, где познакомился с Димой Лаптевым – сейчас он барабанщик одной из курганских команд. Мы подружились на почве музыки и решили создать группу, даже немного поиграли в Кетово.
В начале 90-х в Кургане существовала группа «Белладонна». На бас-гитаре играл Андрей Мерзляков, знакомый с Димой Лаптевым по техникуму. Барабанщик «Белладонны» ушел в армию, и Диму пригласили на его место. А потом позвали еще и вокалиста – меня. Так мы оказались в профессиональной группе. «Белладонна» исполняла только свои вещи. Их автор – Серега Марулин, фантастически одаренный человек, гитарист, из которого музыка просто перла. Он нигде не учился, сам освоил инструмент и музыку сочинял на ходу. И, скажу честно, я до сих пор думаю, что это была очень хорошая музыка. Мы не смогли сделать качественную запись и продвигаться дальше. Но то, что сочинял Серега, даже сейчас звучит весьма круто, альтернативно. С «Белладонной» мы записали первый альбом, очень интересный, «Предел пустоты».

- Опишите музыкальную среду, которая существовала в 1991 году.
- Тогда была другая атмосфера во всей стране. Творческие люди имели больше возможностей выразить себя. Гораздо больше, чем сейчас. На телевидении позволяли делать тематические передачи, снимать клипы и оплачивали это.

Барабанщик кавер-группы "Фаберже" Стас Савичев

- На Ютубе я видела отрывок курганской передачи того времени, как раз посвященной местному рок-движению. Вы говорите об этом?
- Да. Сейчас такого нет. Другая политика, административные ресурсы распределяются иначе. Тогда была гласность, поэтому и существовало столько групп. Людей показывали, людей оценивали. Не было клановости, которая сейчас везде. И в музыкальной среде тоже.

- Где вы репетировали?
- При КМИ. Нас просто пустили. Серега там учился.

- А на чьи средства делали клип?
- Снимало Курганское телевидение, в частности Вова Войтович. Передачи выходили, не помню, еженедельно или ежемесячно. Для них нужен был материал. Мы не украдкой это делали, а на законных основаниях, благодаря политике местного молодежного вещания. Никаких денег никто никому не платил.

- Альбомы записывали так же?
- Точно. «Предел пустоты» и второй альбом «Хаос» с «Белладонной» мы записали на точке в КМИ. Живьем, просто взяли кассетный магнитофон «Сони». Так делали почти все. Потом переписывали друзьям, знакомым.
Тоже бесплатно. Деньги не считались мерилом творчества. И как раз в это замечательное время люди начали покидать Курган, почувствовав волну или почувствовав свои силы. Макс Леонов из «Белладонны» нашел себя в Москве. Сергей Марулин – в Германии. Музыка стала их жизнью. Сергей играет в немецкой металл-группе. После того, как он уехал, планка была задрана высоко. Создавать какую-то откровенно самодеятельную группу не хотелось. Но, к моему счастью, получилось так, что вокалист известной курганской группы «Майор Сергеев» – Евгений Григорьев (сейчас он известен публике под сценическим псевдонимом Жека) – решил взять паузу. Я год-полтора проработал с «Майорами». Они тоже исполняли свою музыку.

- В начале 90-х можно было заработать творчеством? Как в то время проходили концерты?
- Очень людно. На «Белладонну» собирались большие площадки, причем специально народ никто не звал, никакой рекламы не делали. Просто люди как-то держались друг друга. Мы ничего на этом не зарабатывали. Проявляли себя, выплескивали энергию, потребляли энергетику, которую давала публика. Это было главное. С «Белладонной» мы ни разу не играли за деньги. С «Майорами» – один раз за пиво.

- Насколько многочисленной была рок-тусовка?
- Я не очень понимаю слово «тусовка», но было много тех, кто приходил на репетиции, рисовал нам плакаты. Люди болели этим, сходились на музыкальных идеях, а потом просто дружили мировоззренчески. Никто никого в тусовку не звал, получалось, что она сама возникала вокруг нас.

- Вы пели в «Майоре Сергееве». Что дальше?
- Потом вернулся Гриша. Это был 1994-1995 год. Я на какое-то время перестал заниматься вокалом и волею судьбы оказался ведущим музыкальной радиопрограммы. Отчасти это произошло благодаря тусовке, где я познакомился с Артуром Андреевым, который организовал радиостанцию «101». Формат радиостанции предполагал ту музыку, которую я любил и культивировал. И мое положение позволяло пропагандировать ее. К сожалению, по коммерческим причинам, радио «101» закрыли. Я начал работать на «Русском радио», на «Европе плюс», на «ХитFM». В общей сложности посвятил этому занятию 10 лет.

- Какие передачи вы вели?
- Сначала программу, которая называлась «Понедельник – день тяжелый», о музыке в стиле хеви-метал и рок-музыке вообще. Первое время я вел ее один, потом подключился Димка. Он был малословен, и я пытался это использовать.

Гитарист кавер-группы "Фаберже" Алексей Холявко

- Как Цекало в «Прожекторперисхилтон»?
- Примерно так. Я над ним прикалывался, надеялся, что он где-то зависнет. Но он не зависал, а отвечал очень интересно и нетривиально. Потом была программа «Я – меломан», в которой слушателям надо было угадывать музыку и получать за это призы. Позднее – утренняя музыкальная программа.

- Это были авторские программы?
- Все мои передачи должны были быть авторскими. На радио я всегда отстаивал точку зрения, что ведущий должен быть личностью, иметь собственный взгляд.

- Как собственники радио на это смотрели?
- В конечном итоге, плохо. Но я всегда придерживался такой позиции. За это меня и любили. Говорю с полной уверенностью, потому что у меня до сих пор дома лежит мешок писем. Тогда не было смс, не было сотовых телефонов, но письма приходили в огромных количествах. Это было трепетно, здорово. Опять же на радио проявлялось мое пресловутое пристрастие к микрофону.

- Но тут не было публики...
- Ты все равно ее чувствуешь. Были же интерактивные программы, которые позволяли общаться с помощью телефонной связи. У меня брали автографы прямо на улице. И до сих пор встречаются люди, которые меня по голосу узнают.

- Пока работали на радио, от общественно-музыкальной жизни вы отошли?
- Да, но я довольно много пел: была потребность в музыкальных рекламных роликах. Я не относился к этому как к хобби, а больше как к возможности выразить себя. Всегда подпевал в микрофон исполнителям, которые звучали в эфире. И это было фишкой.

- Вы ушли с радио. С музыкой работать перестали. В каком качестве она стала присутствовать в вашей жизни?
- Какое-то время я занимался бизнесом, связанным с музыкой. А потом меня пригласили в группу «Арго». На один раз: в День железнодорожников некому было спеть. Потом обратились еще раз. В итоге продолжали работать лет шесть. Выступали на фестивале «Драйв 80-х», на мероприятиях.
Сейчас я участвую в проекте «Фаберже». Мы хотим заниматься каверами и при этом отойти от стереотипов, которые сложились в нашем городе. Как правило, курганские команды играют один в один, пытаясь подражать оригиналу. В нашем составе есть человек, которые владеет представлением об аранжировках. Это Стас Савичев. Его знания мы сможем использовать в нашем совместном творчестве.

- Как вы выбираете песни для исполнения?
- Мы предлагаем только то, что нам нравится. Поскольку эмоции в основном выражаю я, вокалист, каждая песня должна давать мне возможность что-то высказать. По-другому нельзя. Если ты поешь сердцем, душой, люди чувствуют твое отношение. Мы не конъюнктурщики, хотя, конечно, пытаемся лавировать между тем, что нужно, и тем, чего нам бы хотелось. И это касается даже не слушателей. Нравиться – это одно, другое – суметь исполнить ее на уровне не хуже оригинала… Скажем, мы несколько раз делали кавер на Майкла Джексона «Билли Джин». Не вышло. В первую очередь, это связано с особенностями вокала. У меня голос с надрывом. У Джексона более нежный. Сделать лучше сложно, хотя очень хотелось бы. Чаще мы утяжеляем звучание. Пытаясь внести что-то новое, играем многие вещи, которые исполняются женщинами. С мужским вокалом они звучат очень интересно, в новом звуке, с другой подачей.

- Каким вы видите свое дальнейшее присутствие в музыкальном мире Кургана? Есть ли вообще какая-то цель?
- Даже на репетиции, когда мы ни перед кем не выступаем, я все равно кайфую. В этом моя потребность. А если есть удовольствие, какая может быть цель? Разве что продолжать получать удовольствие. А что касается планов, думаю, как и у любого музыканта, наш самый лучший концерт еще впереди. Недавно читал интервью с «Роллинг Стоунз». Они на сцене уже 50 лет. И перед очередным концертом говорят: сегодня мы выступим так, как не выступали никогда. Какая цель? Быть востребованными музыкантами. Мы же играем не только для себя. Уверен в том, что наша публика найдется.

- Почва готова для этого?
- Нет. Музыка девальвировалась в плане эстетического воздействия на человека. Мы хотим из этого вылезти. Публика привыкла только к тому, что им предлагают. Но очень много и тех, кто готов, кто ждет изменений. От нас это потребует много эмоций, совсем других сил, но, я думаю, у нас все получится.

Фото: Анна Макарова