В живом весе

Пока комбайны толпятся вдоль кромки сырых полей, надеясь на заморозки и закалку русского человека, мы едем на свинокомплекс Курганского мясокомбината «Стандарт», чтобы прочувствовать совсем другое: импульс, полученный свиноводами после введения санкций, и результаты четырехлетней работы по обеспечению производства собственным мясом. Там мы поймем, что когда есть конкретная задача и умение грамотно просчитывать перспективы, остается лишь как можно тщательнее защищать тылы.

Свинокомплекс, состоящий из четырех отреставрированных помещений, скрыт на огромной территории бывшей Утятской птицефабрики, приобретенной КМК в 2010 году. В 2012-ом предприятие успешно вышло на проектную мощность, а в 2013-м 420 первичных племенных маток принесли 8680 голов товарных свиней с живым весом 970 тонн. Расчет на конец этого года еще более оптимистичен: выйти на рубеж 9500 голов и отправить на комбинат 1660 тонн, закрывая потребности колбасного цеха в собственном мясе. Кстати, по низким, длинным, ярко облицованным зданиям, вросшим в землю под бесцветным осенним небом, и не скажешь, что видишь перед собой безотказную машину воспроизводства.

В высшей степени интенсивное развитие становится тем более своевременным, чем заметней повышаются цены на закупочное сырье. «Если потребуется, мы способны увеличить мощность производства еще в три раза, – сообщает Сергей Николаенко, директор комплекса, всю сознательную жизнь посвятивший зоотехнии. – Справимся в течение года, причем, даже не покупая дополнительное поголовье. Сегодня мы своих поросят получаем в избытке, а дальнейшая реализация мяса, понятное дело, зависит уже от продаж».

Сергею определенно идет легкая белая кепка с фирменным логотипом. Он уверен, что, развиваясь на уровне регионов, свиноводство в России постепенно приближается к советскому уровню, а введенное весной продовольственное эмбарго станет лишь дополнительным кирпичом в системе. «Чем больше ограничений, тем лучше будет развиваться страна. На моей памяти – самые разные периоды, низкие и высокие цены и на зерно, и на мясо, поэтому думаю, что последние мировые события заставят Россию немного очнуться. Нельзя все время оглядываться на Запад – нужно смотреть на свое».

На свое – вот уже четыре года как курганское и родное – хочется посмотреть и нам. Но чтобы попасть на режимный объект, в прямом смысле слова дающий жизнь 70 наименованиям колбасной продукции, расходящейся по Уральскому региону в количестве свыше 3 тыс. тонн в год, приходится соблюдать осторожность. Облачившись в стерильные комбинезоны, сделавшие бы честь космонавтам и оставляющие открытым только овал лица, мы погружаемся в теплый и сонный мир… Доступ сюда обычно закрыт для всех любопытных.

ДЕТСТВО

Основной производственный цикл свиноводческого предприятия – от рождения поросенка до отправки его на убой в весе 110-115 кг – занимает порядка 180 дней. Этот факт добавляет хрюшкам очарования перед лицом бизнеса: еще стремительнее – за 45 дней – растет только птица. Специалистам Курганского свинокомплекса пришлось поднабраться опыта, прежде чем довести показатели искусственного осеменения до стабильных 90 %, зато сейчас в неделю оплодотворяется 25-26 маток, а большинство забот о подопечных можно доверить автоматическим системам управления климатом.

Начинаем экскурсию с логической отправной точки и осторожно заглядываем в отделение опороса. Поддерживаемая системой климат-контроля температура здесь всегда не менее 23 градусов – розовые одно-, двух- и трехнедельные поросята дышат нагретым воздухом и вдоволь резвятся на теплых резиновых ковриках. В шести одинаковых секциях есть место для 108 маток, каждая из которых в среднем приносит предприятию по 10-12 детенышей за один опорос (в год это должно случиться как минимум дважды, но лучше трижды, а то и четырежды). Будучи еще совсем крохами, поросята проводят время вполне счастливо: юркой, пугливой оравой носятся по участкам, предаваясь бесхитростным детским играм. Оставаясь возле матери на протяжении 28 дней, они способны набрать до 8 кг веса; эта цифра ничего не значит, если не сравнить едва стоящие на ногах комочки в первой комнате с окрепшими, покрытыми юной щетиной тельцами в третьей и не узнать, что разница между ними – неделя.

В этом возрасте поросята выглядят нежными, лопоухими и невинными – со своими молочно-бледными пятачками и пучками длинных белесых ресниц, прикрывающих разноцветные радужки. Они мало похожи на суровых половозрелых собратьев, но со временем все меняется, и мы собственными глазами увидим это в других отделениях в течение часа.

ОТРОЧЕСТВО

Поросят в отделении доращивания не подержишь на ручках при самом страстном желании – здесь они слишком большие, хотя по-прежнему пугливы и неагрессивны. За обстановкой в доме и коллективе (как и в случае с малышами) пристально наблюдают ветеринарный фельдшер, начальники участков, дежурные слесари и операторы. Хотя на предприятии даже процесс питания доведен до автоматизма: корма набираются из уличного бункера и поступают на завтрак, обед и ужин без участия человека. В помещениях мерно гудят гигантские вентиляторы, ярко горит электрический свет: кажется, в этом «летнем лагере» для полутора-, двухмесячных животных никто никогда не спит.

При виде гостей обитатели комплекса сначала скромно толпятся у дальних стен, затем с интересом придвигаются ближе и вскоре забывают о своем страхе. Все они – представители породы двухлинейных свиней или, согласно зарубежной символике, GP 1050, происходящей от союза двух самых популярных мясных видов – ландрасов и крупных белых. Утверждается, что сочетание этих кровей приносит потомкам нужную для промышленных масштабов плодовитость, особую плотность окороков и длину туловища, напоминающую о таксах, но с поправкой на габариты.

Первые двухлинейные свиньи для Курганского комплекса были закуплены в Подмосковье, но с 2011 года предприятие сотрудничает с племенным хозяйством «Дружба», расположенным на границе с Польшей. Впрочем, дополнительно для «ремонта» стада было завезено всего 40 голов – GP 1050 и линия L08, говоря по-русски, дюрок белый. В будущем, при создании определенных условий, размножать и выращивать «ремонтных» животных свинокомплекс сможет самостоятельно.
И чем скорее – тем лучше.

ЮНОСТЬ

За приоткрытой дверью в одну из секций откорма слышатся низкие, грудные звуки. Неподготовленного человека они вполне способны насторожить: свиньи, чей возраст приближается к 180 дням, обладают внушительными размерами и флегматичным взглядом.

- И когда же они все-таки спят? Ночью?

- Могут поспать и днем. Здесь они уже поленивее, но сейчас – время вставать на кормежку, – говорит главный ветеринарный врач комплекса Юрий, все это время прекрасно справлявшийся с обязанностями экскурсовода.
Левая половина секции пуста, в правой привычно двигают челюстями многокилограммовые бледно-серые здоровяки.

- И когда их отправят на убой? – киваю в сторону ближайших GP 1050, поднявших головы и сосредоточенно пробующих на вкус наши незнакомые запахи.

- Завтра. Некоторые уже уехали отсюда вчера.

В отделении откорма поросята живут на протяжении последних трех месяцев отпущенного им срока. В этом году, следуя за вздымающейся ценой на мясо и стратегией наращивания мощностей, руководство комплекса решило сократить дни содержания животных и конверсию корма. При этом рацион парнокопытных остался прежним: ячмень, горох и пшеница с добавлением витаминов – все для того, чтобы на выходе покупатель продукции КМК получал здоровую, экологически чистую свинину. С учетом требований безопасности организована и сама жизнь внутри предприятия: ни матки, ни хряки, ни поросята никогда не бывают на улице, перемещаясь только внутри залов и не соприкасаясь с землей, что исключает любые заболевания паразитами – в отличие от домашнего содержания.

О том, как от собственного сырья выигрывает конечный продукт, рассказал главный технолог мясокомбината «Стандарт» Андрей Головачев:

- Раньше мы покупали замороженное сырье российского производства – использовать охлажденное не было возможности в связи с логистическими вопросами. Но при разморозке вместе с соком мясо неминуемо теряет белки, экстрактивные вещества и минералы, придающие ему питательную ценность. В охлажденном виде оно в любом случае будет более свежим и вкусным, лишенным каких-то проблем с процессами окисления. Наши свиньи – достаточно хорошей породы, дающей мясо стандартной второй категории, с небольшим содержанием жира. Мы с удовольствием работали бы на собственном охлажденном сырье не только по колбасе, но и по тушенке, и думаю, это вполне реальный план на будущее, учитывая то, что происходит на рынке.

БЫЛО И БУДЕТ

Для производства собственная свинина хороша не только надежным уровнем ветеринарного контроля, но и независимостью от посторонних ситуаций, определяющей выигрышную экономическую позицию. При этом никто не говорил о том, что свинокомплекс отдает мясокомбинату сырье по ценам ниже рыночной стоимости – несмотря на очевидную рентабельность, он по-прежнему остается проектом, требующим больших инвестиций и поддержки со стороны государства.

Размышляя на эту тему, мы попадаем в зал искусственного осеменения. Здесь, в настоящем сердце комплекса, в так называемых «индивидуальных станках» расположены матки – зрелые, солидные дамы с самыми пышными формами и громкими голосами. Каждая за стандартные три года жизни должна справиться с 5-6 родами; после введения семени, исследования переносным УЗИ-аппаратом и выявления беременности (или супоросности – на языке специалистов) животное переводят сначала в зал для будущих мам, а потом – в уже осмотренное нами помещение воспроизводства.

Через 3,5 месяца на свет появятся дрожащие розовые комочки, и тогда колесо возьмет новый разбег, история повторится. Потому что так уж заведено, так было и будет, пока из человеческого меню не исчезнет животный белок.

СТРАТЕГИЯ ЗАЩИТЫ

Чтобы обзавестись максимально полной картиной мира, через несколько дней после посещения свинокомплекса мы приехали в гости к директору Курганского мясокомбината «Стандарт». В беседе, развернувшейся в стенах кабинета Александра Засыпкина, конечно, не раз прозвучали слова «контрсанкции», «продовольственная безопасность» и «энтузиазм».

- Когда наши ввели продовольственное эмбарго, в одном из интервью Анатолий Чубайс заявил: «А я могу и на гречневой каше прожить». Мне интересно, что вы думаете о сложившейся ситуации?

- Анатолий Чубайс, возможно, и проживет на гречневой каше, но есть огромное количество тех, кто этого сделать не сможет. У нас очень маленький сегмент натуропатов и веганов, а основная масса людей привыкла получать обычный набор белков и углеводов. В любом случае население должно иметь доступ к продуктам как растительного, так и животного происхождения. И я как директор функционирующего мясокомбината считаю, что вопросы продовольственной безопасности и импортозависимости в связи с введением санкций и контрсанкций встали особенно остро. Россия сейчас не в состоянии 100 % мясного сырья производить сама.
Лучше всего ситуация по птице – 85-90%, в связи с коротким периодом воспроизводства и самоокупаемостью. Свиноводство – в районе 70-75 %, но за последние пять лет отрасль сделала неожиданный скачок, и продолжает расти благодаря санкциям. Сейчас это самое эффективное направление в российском бизнесе: буквально в течение полугода цена на мясо выросла в два раза при тех же самых ценах на корм и все остальное. Работают крупные компании – «Мираторг», «Агробелогорье», в нашем Уральском регионе – челябинский «Ариант» и Сибирская группа компаний, представленная в Екатеринбурге. Даже в Кургане мы видим три уже существующих свиноводческих комплекса и несколько разрабатываемых проектов. Но большой вопрос возникает по производству говядины – отрасли, которая в России не развита исторически.

У нас всегда было принято держать молочные стада, а на мясо обычно уходили бычки, старые коровы и брак. В итоге эта отрасль осталась самой незащищенной. Недавно мне удалось побывать на совещании «Национального союза производителей говядины»: интересные, увлеченные люди, но, к сожалению, они предоставлены сами себе. Во всем мире государство участвует в этих процессах, а у нас – нет; много слов из серии «у нас есть возможность, есть шанс», но этот шанс ничем не подкреплен. Все держится на энтузиазме, кредитах и небольших программах, поддерживающих племенное животноводство, – хотя во всех странах, напротив, движутся в сторону товарного бизнеса. Да, мы не Латинская Америка, где вегетационный период растений длится почти круглый год, и не Канада, где технология отработана до минимума затрат. Но нам действительно нужно что-то делать: пока ни одной крупной программы по развитию мясного животноводства в стране нет.

- Вы пытались сделать заход в эту отрасль?

- Сейчас как раз ее мониторим. Я неслучайно попал на то совещание: производя мясную продукцию в условиях внешней геополитической нестабильности, мы хотим чувствовать себя защищенными. Кто год назад мог бы сказать, что произойдет то, что произошло? А кто знает, что случится еще через год? Сегодня, имея собственный свинокомплекс, работающий в связке с мясокомбинатом, мы уже защищены по свинине, несмотря на то, что пока она закрывает только узкий сегмент – производство колбас и деликатесов.

- Насколько нужно усилиться, чтобы полностью закрыть потребность мясокомбината в свинине?

- У нас есть проект на 50 000 голов, столько же можем и перерабатывать. Мы готовы расти, но делать это во все стороны тяжело и не всегда возможно финансово. Первую очередь свинокомплекса запустили, сейчас работаем с кредитными организациями по поводу запуска второй, мониторим мясное животноводство – это более сложный и долгосрочный бизнес. Все знаем, что курица растет чуть больше 40 дней, свинина товарная – 160-180 дней в зависимости от технологии, а КРС – в два-три раза дольше. Как минимум полтора года нужно на откорм, а в условиях короткого лета это означает затраты на технику и инфраструктуру. Зимой животное потребляет больше корма не чтобы наращивать массу, а чтобы обогреть себя – это простая физиология. Нам интересна эта тема, но пока в ней нет никакого программного документа и правительственных рычагов помощи.

- Прочитала такую грустную шутку, наверняка ее автор – крестьянин, человек, который все-таки работает на земле: «Россия производит хорошее впечатление, но больше она ничего не производит».

- Нет, я не склонен этому верить. Вполне нормально российский бизнес может существовать. Перспективы села и России – это разные вещи. Например, наш свинокомплекс крайне мало общего имеет с селом, если мы имеем в виду улицу, трактор, мужика с гармошкой… Это отдельная индустрия, здоровый, высококвалифицированный, высотехнологичный бизнес, который работает на экономику России, но не на развитие села. То же самое можно сказать о птицеводстве или растениеводстве. Но все-таки это сельскохозяйственная индустрия, на которую большое влияние оказывают климатические условия.

- Чего конкретно вы ждали? Какого документа? Какого решения?

- Единого документа не может быть: все отрасли разные и развиваются самостоятельно. Но если мы считаем, что Россия должна быть независимой, принимая политические решения, мы должны понимать, чем себя кормим. А не думать, что завтра мексиканские или аргентинские друзья завалят нас мясом. У них корова тоже за день не родит, структура должна выстроиться логически. По данным Минсельхоза, Россия закрывает 70 % собственной потребности в говядине, по мнению специалистов, с которыми я встречался, – около 50 %. Как мы сможем использовать закрытость рынка в качестве преференции для своих товаров, когда по всем каналам говорят, что ниша будет заполнена Латинской Америкой? Если завтра появится привозное мясо, значит, мы снова будем зависеть – от Аргентины, Уругвая, Парагвая или Мексики.

Вот сырье поднялось в цене на 30 %, тот, кто сейчас пошел в банк за кредитом и написал для себя программу, думает, что за 5 лет отобьет эти деньги. А что будет делать этот мужик, если завтра завезут бразильскую говядину? Нет взаимодействия между тем, что мы имеем сегодня, и тем, что собираемся делать завтра, – вдруг договоримся и опять откроем Европу? Государство должно управлять ценами, понимать: сельхозпроизводитель будет работать, если ему создадут условия, четкие и понятные правила игры, если он будет знать, что, взяв кредит, сможет с ним рассчитаться.

- Знаю, что цены на некоторые виды сырья взлетели вообще молниеносно. Например, шпик с 50 рублей вырос до 200, а потом практически до 300. В какой-то момент он и вовсе пропал с прилавков… Как это отражается на вас как на переработчике сырья? Сократили вы какие-то позиции или нет?

- Мясопереработка оказалась в самой сложной ситуации. Давайте вспомним витрины наших магазинов: импортной колбасы и мясопродуктов было не более 2 %. Полки как были, так и остались полными. Но мы зависимы от сырья: цена свинины выросла в два раза, мяса птицы и говядины практически так же. При этом мы не можем поднимать цены на колбасу: во-первых, потребитель, год назад покупавший «Докторскую» за 230 рублей, не готов покупать ее сегодня за 500, во-вторых, нас останавливают соглашения с сетями. Поэтому, чтобы продукция не пропала из магазинов, мы вынуждены уменьшать свои издержки, поджиматься, пристально следить за конъюнктурой рынка. Конечно, кое-где в линейке идет замещение.

- Философский вопрос: если все-таки встать на рельсы импортозамещения, сколько времени нужно, чтобы это окончательно произошло?

- Нельзя сказать, что завтра мы возьмем и начнем производить вообще все. Мы не сможем производить ананасы и персики, хотя спрос есть. Самый острый вопрос – как раз по поводу мясного животноводства: насколько оно может быть эффективным в России как самостоятельный бизнес? Конечно, можно сказать, что Россия сейчас будет жить за забором и есть исключительно то, что производит сама, но эта ситуация из области фантасмагории. Зачем? Надо ли нам культивировать ананасы? Персики? Культура их потребления у нас есть, а культуры производства не было никогда. Россия всегда была одним из лидеров по производству зерна – вот чем нужно заниматься, так же, как и свиноводством, птицеводством, мясным животноводством, только для последнего нужна помощь государства в регулировании цен и субсидировании энтузиастов.

- Помню, в день объявления эмбарго выступал министр сельского хозяйства, сказав, что с такими преференциями у нас все будет цвести и пахнуть. Я тогда еще подумала, что толчком к развитию всегда является конкуренция, а не ее отсутствие. Когда мы искусственно убираем конкуренцию с рынка, любому производителю нет смысла стремиться к улучшению качества. Раньше мы видели израильскую морковку и египетскую картошку, она была мытая, наша – нет. С чего теперь наши начнут стараться, если к нам перестанут завозить какую-то другую? Мне интересна ваша точка зрения.

- Очень правильный взгляд. Любой кризис – это импульс к росту, вопрос в том, чтобы этот импульс чем-то поддерживался. Часто, слушая нашего министра сельского хозяйства, думаешь, что он живет в другом государстве. Вот сейчас по говядине ниша открылась, и в Воронежской области появилось первое мраморное мясо – человек начал производить на свой страх и риск. У него это «выстрелило», но слушая Медведева, – мол, сейчас все завалим мексиканскими и аргентинскими стейками, более вкусными, чем австралийские, – он говорит: «И что мне тогда делать? Закрывать бизнес?» Нет у главных органов, министров сельского хозяйства, коммуникации с производителями. Ощущение, что каждый живет своей жизнью. Сейчас мы можем свободно производить и конкурировать на рынке друг с другом, а не с теми, кто лоббируется перед государством. Но энтузиазма у производителей нет.

- Очевидно, что последние события отрицательно сказались на инвестиционном климате. Какие ориентиры сегодня есть конкретно у вашего предприятия?

- Наши ориентиры прописаны давно, программа развития дифференцирована по направлениям, рынок – как и везде – непростой. Но мы четко понимаем, как, в каком регионе, с какой продукцией должны появиться и постепенно идем к этому. Да, деньги стали менее доступными, но, тем не менее, в консервации мы увеличиваем ассортимент и разрабатываем новые продукты. Мы ищем своего клиента и те пожелания, которые созрели у него в уме, но пока остались нематериализованными. Будучи патриотами и россиянами, мы верим в наше будущее, в то, что мы со всем справимся. Да, будет непросто и нелегко. Но было бы хуже, если бы мы не прошли закалки историческими кризисами – сегодня они дают русскому человеку большие преимущества. /// 

Фото: Евгений Кузьмин