г. Курган
(3522) 46-66-06
ЖУРНАЛ: CherAmi № 4 (63), ТЕМА: Бизнес

Что посеешь

26.05.2016
Что посеешь

Как пашет агрохолдинг «Кургансемена».

ТЕКСТ: Анастасия Мазеина

Зависимость от импортных семян - ахиллесова пята российского сельского хозяйства, заявил недавно глава Минсельхоза Александр Ткачев. Долгое время стране было выгоднее покупать зарубежную продукцию, а не инвестировать в создание собственной. По некоторым позициям доля иностранной селекции крайне велика. Так, из привозного материала выращивается большая часть урожая сахарной свеклы, а по посевному картофелю этот показатель достигает 80-90 %. Цифры звучат устрашающе прежде всего потому, что в текущих геополитических условиях развитие отечественного семеноводства все чаще называют вопросом продовольственной безопасности. А вот как обстоят дела в сегменте зерновых культур? И может ли случиться так, что мы останемся без хлеба? Об этом и многом другом журналисты редакции Cher Ami поговорили с председателем совета директоров научно-производственного агрохолдинга «Кургансемена» Маратом Исламовым, не преминув познакомиться с компанией изнутри.

«Качественные семена – высокие и стабильные урожаи – богатая Россия» – так звучит лозунг научно-производственного агрохолдинга «Кургансемена». На логотипе – зеленый росток, выполненный в форме подковы (чаши благополучия, из которой никогда ничего не течет) и повторяющий очертания латинской V, символизирующей жизнь (vita) и победу (victoria).
За плечами – 28 лет непрерывной работы. Как итог: разработка и внедрение современной региональной системы организации семеноводства, адаптированной к почвенноклиматическому многообразию Зауралья; разработка собственной технологии обработки почвы; выведение абсолютно новых сортов яровой мягкой пшеницы и посевного гороха (компания является правообладателем 10 и 3 патентов соответственно, при том, что селекцией занимается сравнительно недавно, с конца 90-х); полное обеспечение сельхозтоваропроизводителей высококондиционными семенами элиты и первой репродукции (в настоящее время «Кургансемена» производят около 20 тысяч тонн названных материалов, что превышает потребность региона более чем в два раза)... Список можно продолжать. Предприятие выросло в вертикально-интегрированную структуру, включив в себя помимо дивизиона «Семена» еще несколько направлений с говорящими именами: «Зерно», «Масло», «Мука» и «Хлеб». Чтобы узнать, как все начиналось, мы предложили Марату Нуриевичу повспоминать.

ОТ ИСТОКОВ...

– Окончанив с отличием Курганский сельскохозяйственный институт, я в 1978 году с дипломом агронома был распределен в Челябинскую область, в Южно-Уральский НИИ земледелия. Но получилось так, что там не оказалось жилья, а у меня семья, маленький ребенок. Поэтому, как только предложили (спустя полгода) должность заведующего Куртамышским опорным пунктом, уехал в село Советское, совхоз Березовский, заниматься наукой. Там я отработал почти 8 лет, проводил исследования для нужд юго-западной части Курганской области, разрабатывал почвозащитную систему земледелия на эродированных землях под руководством Дмитрия Савовича Шеремета. И нам удалось. В 86-м году я защитил кандидатскую диссертацию, доказав, что наиболее правильно и выгодно в наших условиях использовать как почвозащитную культуру озимую рожь, а не многолетние травы, на которые в то время были ориентированы практически все, в том числе и Всесоюзный институт зернового хозяйства под руководством академика А. И. Бараева, лауреата Ленинской премии. Результаты труда нашли большое применение в области: площади озимых выросли с восемнадцати тысяч гектаров до трехсот, тем самым мы остановили ветровую эрозию, резко подняли урожайность в юго-западных районах области. Меня заметили и одновременно предложили возглавить отдел озимых культур в Агропромышленном комитете области, стать завкафедрой земледелия в сельхозинституте или заведующим отделом семеноводства в научно-исследовательском институте зернового хозяйства (Садовое), где я тогда и работал, но занимался совершенно другим – земледелием. Сами понимаете, выбор для молодого человека тяжелый. Обратился к Сикорскому, бывшему тогда директором Курганского НИИ зернового хозяйства: «Игорь Антонович, как быть? Вы мне предлагаете отдел семеноводства, не мое, я земледел, дайте лабораторию, у меня много идей, мыслей». Он говорит: «Нет. Я хочу, чтобы ты перешел на семеноводство». – «А мне еще в область предлагают...» – «Куда угодно, но не в бюджетные структуры, там ты потеряешься». Получив такие рекомендации, я поехал к своему научному руководителю по дипломной работе Ивану Галактионовичу Смирных, заведующему кафедрой растениеводства КГСХА, у нас были доверительные отношения, поэтому он честно ответил: «Работаешь в НИИ, там и оставайся, потому что учебный вуз – совсем другая специфика, ты ее не знаешь». Так я стал семеноводом. Хотя меня трижды приглашали на встречи партийные работники (в том числе и в присутствии Мартынова, министра сельского хозяйства России), ломали, заставляли, чтобы пошел в Агропромышленный комитет, мощный управляющий объект. Первый раз я по неопытности после такой обработки вышел и сел за руль автомобиля, из города выехал как в тумане – давят хорошо: патриотизм, партия, «нас не спрашивают, нам дают установку, и мы работаем». Отпирался только одним: устал после защиты, нужно отдохнуть... Когда в очередной раз сказал: «Не пойду», махнули рукой: «Черт с тобой, потом не жалей». Не жалею. Дав согласие Сикорскому, я, не имея классического семеноводческого образования, занялся совершенно новой для себя деятельностью и подошел к решению проблем без шаблонов.
– Проблемы были?
– И немалые. До 85-го года вопросами семеноводства в стране занимался «Сортсемпром». После его ликвидации во многих регионах, мы – не исключение, стало некому координировать процесс семеноводства, что буквально за год-два сказалось на продуктивности. Область, изначально созданная сельскохозяйственной, стала тормозить с уборкой полей, урожаи снизились, качество зерна ухудшилось. Поля насытили нерайонированными позднеспелыми сортами, не успевающими вызревать. Более того, чтобы улучшить муку для хлебного производства, приходилось восполнять дефицит качественным зерном из Оренбурга, Алтая, Казахстана и даже Канады. При потребности 400 000 тонн семян были вынуждены ввозить до 65 тысяч, это около 15%, большой объем. Все это наматывалось, как клубок, усугублялось. И передо мной поставили задачу разобраться в причинах, изучить весь имеющийся опыт, внести свои предложения, попробовать решить проблему семеноводства Курганской области. Для этих целей была создана научно-производственная система «Семена», которую я возглавил.
– И которая в дальнейшем легла в основу научно-производственного агрохолдинга...
– Да. При этом вы должны понимать: мы никогда не были бюджетной организацией, хотя по сути взвалили на себя дело государственной важности, работали в рыночных условиях. И это было ново для науки, поэтому стало веянием времени: тогда же была организована федеральная структура «Российские семена» (после своего официального рождения 18 марта 88-го мы даже на какой-то период вошли в нее филиалом), начали развиваться «Сибирские семена» (СИБНИИСХОЗ, Омск). Но те и другие пошли иным путем и не смогли выжить. Хотя я там выступал, докладывал свое видение – не услышали. Не приняли разработанную нами систему семеноводства, несмотря на то, что она уже к середине 90-х доказала свою эффективность на практике.

– В чем именно ее преимущества?
– Нюансов много. Но давайте начнем с того, что, поездив по стране, миру, я пришел к выводу, что семеноводы должны диктовать условия селекционерам. Поэтому сразу жестко поставил вопрос: в Зауралье не должно быть сортов с вегетацией длиннее среднепоздних. Позднеспелые сорта, созревающие дольше 85 дней, мы стали убирать иногда по снегу, по одной простой причине: здесь им не хватает тепла. Пропускали только сорта, попадающие под нужные параметры. Неважно, кто селекционер. Да, мы не делали приоритета для разработок своего же института, но зато смогли уйти от проблем. А это было тяжелейшее время, настоящий развал. Нам удалось привести в порядок сортовой состав, избавиться от «каши» на полях. Это же невозможно: порядка 30 сортов пшеницы, 27 – ячменя, 25 – овса, горохи... Остались «Жигулевская», «Курганская 1», вернулась «Саратовская 36», хорошая, интересная пшеница, которую когда-то вытеснили, появлялись новые сорта – качественные, районированные. И постепенно, шаг за шагом из региона, завозящего семена и продовольственное зерно, мы превратились в крупнейшего донора, вывозящего их за свои пределы.

***
Однако основное отличие курганской системы семеноводства – сосредоточение в единой структуре таких составляющих, как селекция, первичное семеноводство (начиная с питомников испытания потомств и заканчивая семенными питомниками первого и второго годов размножения) и само производство высокорепродукционных семян, что дает возможность ускоренного размножения сортов:
– Мы исходили из того, что классическая схема не соответствовала экономическим реалиям: слишком долог был путь семян от колоска, делянки селекционера до выхода на рынок. 20-25 лет уходит на поиск сорта, дальше его нужно пропустить через питомники – ПИП-1, ПИП-2, Р-1, Р-2, Р-3, элита, суперэлита – еще 7 лет. Представляете, насколько длительный процесс? А вероятность ошибиться на каком-то этапе очень велика. Поэтому и создали собственный селекционный центр, чтобы минимизировать потери. И смогли сократить сроки в два, а то и три раза. Мгновенно, только новый сорт нащупали, начинаем его размножать. К тому времени, как он пройдет испытание Госсортсетью, у нас уже будет нужный объем семян.

…К ДНЮ СЕГОДНЯШНЕМУ

30 км от Кургана – и мы в Садовом, где рождаются «сортооткрытия», – в тишине, безлюдности, неспешных размышлениях и единении с природой. Вдоль дорог лениво бредут коровы, прорезая воздух мычанием; за горизонт уплывают готовые к посевной земли с заплатками зеркальных озер... Здесь находятся сразу несколько площадок компании: испытательная лаборатория, семеноводческий комплекс с многочисленными зернохранилищами и маслозавод, перерабатывающий более 80% сырья, производимого в Курганской области.
– Жаль, вы фитотрон в работе не увидите, он функционирует только зимой, – мы заглядываем в пустующее помещение, и Марат Нуриевич знакомит нас с потенциалом установки, запущенной 4-5 лет назад с принятием решения выводить сорта самостоятельно (раньше «Кургансемена» брали на испытание селекционные образцы ведущих фирм России и Казахстана и дорабатывали материал, поэтому существующие сорта и принято считать созданными в соавторстве).
Все компьютеризировано, температура, освещение, влажность регулируются автоматически, создаются условия, максимально приближенные к естественным. Для чего? Допустим, скрещивание провели, получили 20 зернышек. Их надо размножить. Чтобы не ждать следующего лета, высеваем их здесь уже в октябре. В январе сняли, снова посеяли – в апреле-мае получили третий урожай за сезон. Выведение своего сорта занимает в три раза меньше времени. Вот что значит фитотрон, иначе не дождаться!

Сам процесс гибридизации – ювелирная работа. Селекционеры, как хирурги, работают пинцетами, из каждого цветка удаляют тычинки, не травмируя рыльца, надевают на колосок пергаментный изолятор, чтобы не было переопыления, подбирают интересующую отцовскую форму в зависимости от того, какие качества хотят передать, берут с нее пыльцу и наносят на пестики, скрещивают. Как результат – гибридное зерно. Найдет ли оно дорогу в жизнь? Покажет время.
Мы же отправляемся знакомиться с тем, как хранятся и обрабатываются семена, уже зарекомендовавшие себя среди потребителей.
Тугие двери ангара открыты настежь, на голом бетоне – злаковые горы (так и хочется ощутить их тепло, подцепить полную горсть, пересыпая из ладошки в ладошку...):
– Семена удобно хранить именно в напольных складах, – объясняет Марат Исламов. – Поэтому и территории требуются огромные. В элеваторах с ними сложнее, нет естественного проветривания.
– А они вкусные! И крупные, как бобы, зернышко к зернышку, не придерешься.
– Да, хорошая натура. Такое качество во многом зависит и от послеуборочной обработки – очистки, сушки, калибровки. Важно, чтобы семена не травмировались. Для этого оборудование должно соответствовать самым высоким требованиям. Так что строительство современного семзавода не роскошь – производственная необходимость.
А оно уже идет полным ходом: приемные бункера отливают на солнце стальными боками, устремляясь ввысь отточенной вертикалью, стоит машина очистки – и выглядит вся эта конструкция довольно футуристично, вызывая должное почтение к технической мощи. Первую очередь планируют запустить непосредственно к уборке урожая, реализовать проект полностью – к 2018 году.

***
– Какую долю рынка вы занимаете в нашем регионе и по стране в целом?

– Трудно определить. Наши сорта имеют широкий ареал районирования. Сибирь, Европейская часть России. Более 30 регионов – от Калининграда до Камчатки и даже Якутии. Ближнее зарубежье. Недавно начали поставлять семена в Монголию. Из Крыма приходят запросы, но я пока не представляю, пойдут ли наши сорта там. А вообще «Омская 36», созданная совместно с Сибирским НИИСХ, лидирует по площадям посева в России, занимая более миллиона гектаров. Это очень пластичная пшеница, не снижающая своей продуктивности при неблагоприятных погодных условиях. Она успешна и в Казахстане, Башкирии. В области же наши сорта занимают порядка 50%. Мы не монополисты. Кроме нас есть хозяйства, занимающиеся семенами высшей репродукции. Ну и завозят сорта других регионов, которые могут быть даже нерайонированными. Такие прецеденты есть. Из-за них в общем-то агрономический потенциал и слабеет.

– Прокомментируйте цитату: «Значительная часть успехов отечественного АПК в последние годы строилась на импортном генетическом материале, что создает угрозу для российского агрорынка».

– Если говорить о растениеводстве в целом, это действительно так. Проводится огромная работа по развалу селекции и семеноводства России. Уже удалось уничтожить селекцию и семеноводство многолетних трав, овощных – по картофелю проблема, сахарной свекле. Но мы пока сохранили селекцию и семеноводство зерновых. И то они находятся под угрозой. Почему это делается? На мой взгляд, есть две составляющие: экономическая (рынок в 10 млрд долларов) и политическая – захватить страну без оружия, ударить по продовольственной безопасности. Чего ни в коем случае нельзя допустить. Кто мешает все эти годы принять полноценный закон о семеноводстве? Он есть. Он подготовлен Минсельхозом. Но в него пытаются внести изменения, добавления. И, как ни странно, этим занимается Комитет по науке и инвестициям Государственной Думы. А ведь там поменяй слово, запятую – смысл теряется. Любым путем хотят запустить в российское сельское хозяйство ГМО-растения. Три года назад нам удалось отменить вступление в силу постановление Правительства, разрешающее завозить генномодифицированные семена. Проявив инициативу, мы через Курганскую областную Думу обратились к Президенту, и он поддержал нас. Но ведь кто-то смог протолкнуть документы... В этот раз снова закон, снова ввоз ГМО в Россию. Мы разослали во все Заксобрания просьбу не допустить этого. Но учтут ли наши доводы?.. Я не понимаю, зачем нам видоизмененные культуры. Помидоры с геном камбалы, пшеница с геном скорпиона – какая в них потребность? Мы что, голодные? У России земли выше крыши, мы весь мир можем кормить. Наша задача – готовить чистые продукты питания, которые будут пользоваться спросом на мировом рынке. Это наша валюта в будущем.

– Тот же источник утверждает: «Иностранные производители занимают значительный сегмент рынка, который достигает 70 %, несмотря на то, что зарубежные семена в два раза дороже российских». Речь идет именно о зерновых культурах.

– Не согласен. По зерновым процент импортных семян минимальный (можно же официальную справку взять). Их постоянно завозят из Канады, Германии, Франции, но они не идут у нас, почвенно-климатические условия другие, более жесткие. В Европе влаги много, осадков выпадает до 500-800 мл. У нас их 300-350. Там порядка 1 000 кг удобрений на гектар. Наши сельхозпроизводители в связи с экономическими трудностями не могут вносить таких больших доз. То же самое с гербицидами. Поэтому и земля еще не запачкана в отличие от европейских стран. Так что импортные сорта если и есть, то по кустам, это не вызывает беспокойства.

– В марте-2016 было объявлено, что Правительство разработало программу научно-технического обеспечения АПК. После этого вице-премьер Аркадий Дворкович заявил, что страна имеет «все шансы в ближайшие 3-5 лет создать критически необходимую массу новых семян, чтобы обеспечить продовольственную независимость». Знакомы ли вы с этой программой и разделяете ли вы оптимизм?

– С программой знаком. Оптимизм не разделяю. Потому что работает она не первый год, но толку мало. Мы ведем огромную селекционную и семеноводческую работу. И не получаем финансовой поддержки ни рубля. Только как рядовое хозяйство, в зависимости от площади посева. И семзавод начали строить за счет собственных средств, хотя это страшно невыгодно, окупаемость через 15-20 лет.

– Тем не менее строите...

– Я уже дважды порывался прекратить заниматься семеноводством. Потому что... Ну что такое бизнес? Любая коммерческая организация создается для получения прибыли. Это естественно. Семеноводство ее не дает. А ответственность на плечи ложится просто огромная. Но как откажешься от своего ребенка? Состояние души не позволит. Поэтому и сохранял, развивал это направление, прекрасно понимая, что, если от него отказаться, перспективы нехорошие. Поэтому и вынужден был в свое время пойти на зернотрейдинг и производство – муки, растительного масла, хлебобулочных изделий. Продажа хлеба – живые деньги. В 90-е их не было в обороте, только бартер. А чем зарплату людям выдавать? Хозяйства тоже не могли платить за семенное зерно – обменивали его на товарное. Встал вопрос о хранении – появился элеватор. Потом мельница. И все это для того, чтобы поддерживать семеноводство.

Мы заехали на Курганский элеватор, чтобы сфотографировать Марата Нуриевича на фоне бетонного гиганта, возвышающегося над городом. И теперь шагаем по рельсам подъездных путей, вмещающих 40 вагонов, и пытаемся осмыслить размах как в масштабе истории (совсем недавно предприятие отметило столетний юбилей), так и в объемах зерна, прошедших через него за все эти годы. Да и 40 тысяч тонн, одномоментно хранящихся в «закромах», невозможно представить. Даже если расфасовать их в мешки, получится труднорисуемая в голове цифра – восемь с пятью нулями.
Но то, что элеватор работает на износ, участвуя в том числе в сохранении национальных запасов хлеба, никак не сказывается на изношенности. Из года в год здесь проходит весьма существенная модернизация. Так, полнейшее перевооружение коснулось «весовой»: как и положено сегодня, за приемом/отгрузкой следит искусственный интеллект, фиксируя все результаты в специальной программе. Для контроля зерна установлены датчики: теперь лаборанту достаточно нажать кнопку – и результат измерений появится на экране. Есть даже собственная электростанция, обеспечивающая бесперебойную работу объектов. Мельница, например, запущенная в 2005 году, работает круглосуточно, останавливаясь лишь раз в месяц на зачистку оборудования. И опять же никаких иллюстраций к «Дон Кихоту» Сервантеса: станки, фильтры, рукава труб – под бдительным оком всего двух операторов.

– Если бы вы поставили крест на семеноводстве, что бы вы делали с землей?

– Занялся бы товарным зерном. Для собственных нужд я бы всегда семена сделал, это не проблема. Мне их столько не нужно, и не нужны те затраты, те хлопоты, те обязательства, как для производственных посевов. Мы же занимаемся элитным семеноводством. Чистота должна быть, как в операционной. Если попадет хоть одно семя другого сорта, оно замарает весь материал, потому что засорение идет мгновенно. Допустим, пропустили на каком-то этапе в питомниках (а каждый год идет апробация, государственная проверка, отбор растений в поле по определенной методике, через определенные расстояния и так далее), потом тысячи гектаров забракуем.

– Сколько гектаров у вас сегодня?

– Около 20 000, это немного. Мы не стремимся наращивать, потому что на них растет только семенное зерно, больший объем не продать. Я, когда писал докторскую диссертацию, рекомендовал расчеты: для сортообновления на 1000 га посева зерновых приобретать 10 тонн семян высшей репродукции. Посчитайте: в области у нас порядка миллиона с небольшим зерновых, значит, потребность в семенах составляет 10 000 тонн. Мы же производим порядка 20 тысяч, но в реализацию пускаем 15-16 тысяч. Опять же это специализированный товар, который не может производиться в неограниченном количестве, потому что ограничено количество его потребления.

– Почему в Курганской области низкая урожайность?

– Низкая агротехника. Во-первых, корпус агрономический стал очень слабым. Во-вторых, нет специалиста грамотного. Где хороший агроном, там и урожай хороший. Есть хозяйства, которые подтверждают это своей работой.

– Они закупают семена у вас?

– Они работают по нашей технологии. Для примера: мы смогли разработать свою систему обработки почвы с элементами химического пара. Землю лишний раз не тревожим, потому что каждый проход орудия ведет к ее иссушению. А основная проблема в условиях Зауралья не пища, не сорняки, именно влага. Поступаем следующим образом: когда сорняк вырос, накрываем гербицидами, лето земля лежит, еще раз обрабатываем. Поля получаются очень чистые, с равновесной плотностью, оптимальной для растений, они удерживают влагу, в них хорошо идут микробиологические процессы, накапливаются питательные вещества. Проводили эксперимент: сравнивали количество пищи в полях, которые готовятся по нашей технологии, влагосберегающей, бесплужной, как мы ее называем, с парами. Показатели зачастую получаются одинаковыми. За счет того, что в верхнем слое сохраняется растительная масса, солома перегнивает и становится, как перегной, приятно рыхлой – растениям очень комфортно расти. Поэтому мы и получаем высокие урожаи: в среднем за последние 5-7 лет – 30 центнеров с гектара. В 2011-м мы со всей площади собрали 46 ц/га, в прошлом, тяжелом – более 34, а отдельные поля дают под 60-70. Сложнее становится, когда влаги много, но в основном же у нас сухие года.

– То есть проблема не только в качестве семян, но и в соблюдении технологии, которая начинается с обработки почвы?

– С грамотного агронома.

– Тогда, наверное, выгоднее платить агроному, чем терять...

– Конечно. Только они сейчас на вес золота. Нет в производстве молодежи, не хотят учиться. Если попадаются, вылавливаем, пестуем, обучаем. Сельскохозяйственная специальность стала непрестижной. И это неправильно. Мы-то свою профессию боготворим. Действительно, умеем растить хлеб. А это очень интересно: сначала почву готовишь, сеешь, волнуешься, как будет созревать, потом подходишь к уборке...

– Я почему спросила, какие семена у нас используют. Наткнулась на еще одну цитату: «Сегодня в России более 50% посевных площадей засевают семенами 3-й репродукции и даже ниже, что влечет за собой снижение урожайности и качества зерна».

– Третьей – это хорошо, почти идеально. Я глубоко сомневаюсь, что третьей. 5-й, 6-й, а то и массовой репродукции. Вообще в производстве 4-я, 5-я, 6-я репродукции допускаются. Но я не рекомендую опускаться ниже третьей. Дошли до нее – все. Тогда урожай будет держаться стабильный и качественный. Вы же понимаете, любой живой организм с годами накапливает болезни, теряет устойчивость к стрессам, так же и растения.

– Взаимодействуете ли вы с сельхозтоваропроизводителями? Знакомите с достижениями в области селекции, перспективными сортами, особенностями их выращивания?

– Ежегодно проводим день семеновода (это условное название, обычно мероприятие идет несколько дней). Приглашаем руководителей, специалистов сельхозпредприятий, обмениваемся опытом, выезжаем в поля. К тому же у нас есть необычный музей, где мы высеваем линейку сортов – знаменитых, гремевших на всю страну, начиная с 30-х годов. Есть возможность сравнить, что было и что мы имеем сейчас.

– Местные власти поддерживают интерес к вашим семенам? Может быть, с помощью каких-то субсидий, возвратов?

– В отличие от других регионов у нас у нас демократия, все имеют одинаковые преференции, независимо, откуда завезены семена. Нет выделения. Поэтому деньги и уходят в другой регион. Да, иногда фермеры говорят: там дешевле, ваши дороговаты. Но ведь и качество не то.

– Насколько у вас дороже?

– На рубль-два за килограмм. Но мы действительно объективно относимся к оценке своего труда и, повторюсь, имеем очень низкую рентабельность. Я не зря несколько раз порывался прикрыть направление, потому что семеноводство требует огромных вложений в материально-техническую базу. Нужны современная техника в поле, склады, специалисты. Много ручного труда. Этим невозможно заниматься без науки. Многие же начинали, думали, что все просто. Где они сейчас? Оказалось, это непосильная ноша.

– Кризис каким-то образом сказывается на вас?

– Сельское хозяйство всегда в кризисе. Мы без него и не жили.

– Но он усугубился в связи с новой экономической ситуацией в стране?

– Для нас нет. А в целом для сельского хозяйства есть и положительные моменты: самообеспечение или, как сейчас принято говорить, импортозамещение – это благо. Семена же всегда были востребованы. Другое дело, что финансовая обеспеченность у хозяйств разная, поэтому никакой стабильности нет. Вынуждены работать на широкий спектр территорий. Один год один регион требует больше семян, другой год – другой. Но это привычное явление, в сельском хозяйстве невозможно работать спокойно. Если не экономический кризис, то погодный. Непредсказуемость полная. В прошлом году мы на поля в Половинском районе не могли зайти даже в июне, вода шла. А осень какая была? Ранняя, дождливая, мы некоторые масличные культуры не успели убрать. Это как назвать? Кризис? Проблемы? Я вообще первые годы маялся чисто физически: как научиться планировать? И пришел к выводу, что и в сельском хозяйстве можно. Когда бизнес диверсифицирован. При колебаниях рост одного направления покрывает падение другого. Иначе невозможно.

– Сколько инвестируете в развитие ежегодно?

– Разве посчитаешь? Только в семеноводство вкладываем порядка 400 млн в год. Покупка техники, удобрения, гербициды, заработная плата – все в комплексе. Начали строить семзавод: сушильное, сортировальное оборудование, емкости закупили – 100 млн ушло, а это только первая очередь. Производство постоянно требует ремонта, каких-то обновлений... Поэтому у нас есть специалисты, которые обосновывают, доказывают необходимость тех или иных вложений, потом мы рассматриваем инвестиционный план, смотрим, сколько можем выделить средств, столько и даем. Но почему-то все время просят больше.

– Видите ли вы перспективы развития сельского хозяйства Курганской области?

– Безусловно. Более того, я уверен, что будущее экономической мощи России и Курганской области в развитом сельском хозяйстве. И вижу, что это понимает высшее руководство страны.

– Наверняка вы знаете, сколько денег в обороте региона составляет зерно?

– Давно цифры не видел. Но если взять урожай прошлого года – миллион семьсот, вычесть то, что уходит на хлебную продукцию и семена, пусть останется миллион тонн зерна на реализацию, для ровного счета. Умножим неаккуратно на 8 рублей (хотя зерно дороже было). 8 миллиардов. Я считаю, что наш регион спокойно может производить вдвое больше.

– Что необходимо для того, чтобы мы вышли на эти показатели?

– Мы об этом уже говорили: соблюдение технологии и грамотные специалисты.

– К вам отправлять на обучение можно?

– Мы и так берем каждый год. Сейчас пришел новый руководитель сельхозакадемии – Левицкий Владимир Юрьевич. У нас состоялся достаточно обстоятельный разговор, решили создать инициативную группу, чтобы заниматься подъемом престижа аграрного образования. Но ведь для этого нужно, чтобы выпускники были востребованы на рынке. Нужно выстраивать цепочку: школа, институт, производство. Сейчас я курирую проект партии «Единая Россия» – «Интеллектуал Зауралья». Первые пять лет это был «Шахматный всеобуч», сейчас перешли на второй этап – «Шаги в будущее» – профориентация детей, которых мы научили через шахматы абстрактно, системно, логически мыслить. Просто заняли их, расшевелили, оторвали от компьютера, а теперь должны помочь им определиться с профессией.

– Вы сами шахматист?

– Нет, просто умею играть, отец учил.

– Какая самая амбициозная задача перед вами стоит?

– Их нет. Просто беру и делаю. Если что-то получается – приятно. Тот же закон о продовольственной безопасности. Ни один регион не смог, мы сделали. И он работает, как и его воплощение – знак «Зауральское качество». Или закон о сельскохозяйственной потребительской кооперации. Выстраданный. Кстати, я не ожидал: недавно мне передали «Народную газету» от 8 августа 1915 года, открываю – закон о кооперативах. Сам еще не добрался, не успел почитать, но, говорят, то же самое, что и в нашем. Думаю: не могли раньше найти?.. Но я никогда не скрывал, что идея не нова: кооперативные объединения в России были, и в Курганской области получали свое начало. Главное, что сейчас, в условиях нестабильной экономической ситуации, они позволят достигнуть большей эффективности сельскохозяйственного производства.

– Чего ждете от 2016 года?

– Итоги мы подводим, когда уже все в амбаре. Не зарекаемся. Да это и невозможно. Слишком много задач с огромным количеством неизвестных. Как природа решит. Мы только можем успевать ориентироваться.

 

 

Фото Евгения Кузьмина.
 


ТЕГИ:  Р?портаж