г. Курган
(3522) 46-66-06

Уроки воспитания Олега Митяева

15.07.2016
Уроки воспитания Олега Митяева

Я потерял всякую надежду, что нужен этой стране.

ТЕКСТ:

Полина — кореянка, Даниил — беларус, Эмиль из Казахстана, Эдуард — немец, Аня — полька, Туркан из Азербайджана... «А я Ларошь, мой папа из Конго, но сам я уральский парень». 9 июня в Челябинске прошел концерт-презентация детского интернационального ансамбля «Мировые песни» студии Олега Митяева. К сожалению, для очень узкого круга зрителей: представителей губернатора и Министерства культуры Челябинской области, меценатов студии, родителей участников, друзей Фонда Олега Митяева, реализующего сразу несколько социально значимых инициатив. Этому проекту еще нет года, но ребята спелись так крепко, что, несомненно, достойны бОльшей сцены. Многоязычный репертуар — а в исполнении коллектива звучат песни на русском, французском, английском и даже непальском языках — транслирует мысль о главном: дружбе, толерантности, диалоге культур и бережном отношении к миру. Но как родилась такая идея? Что она значит для своего создателя? И как он воспринимает все то, что происходит сегодня? Чем живет и дышит Олег Митяев?
Мы узнали из первых уст.

- Честно говоря, шла, думала: а, детский коллектив... Удивили. Совершенно искренне в этом признаюсь. Но почему именно межнациональная основа? Это какая-то сверхидея, чтобы все детки имели разные корни?

- Нет, мне кажется, что сегодня этого не хватает. Есть такое слово – антропия, распад. И как-то все распадается, а хотелось бы, чтобы объединялось. Знание языка другой национальности объединяет, сближает.

- Значит ли это, что, чтобы попасть в студию Олега Митяева, нужно иметь не только русские корни?.. Что является принципом?

- Талант. Попасть в студию – это другая история. А что касается ансамбля «Мировые песни», это только талант.

- Какова ваша роль? Продюсер в целом – понятно, но насколько вы участвуете в жизни этого коллектива?

- Пока очень мало, потому что все только началось. И началось довольно-таки мощно, я сам не ожидал. Думал, будем долго раскачиваться, выбирать. А мы как-то собрались и уже выиграли несколько конкурсов. И мне кажется, выиграем еще не один, но именно потому, что не стремимся к победе, а создаем красоту.

- Каким вы видите будущее этих ребят?

- Не вижу. Не вижу я будущего, потому что не заглядываю. Мы не планируем ничего, мы просто, повторюсь, создаем красоту. Делаем так, чтобы нам было приятно и людям хорошо. А на какой уровень это нас вознесет – не самое главное.

- Что сейчас происходит с авторской песней? Жива ли она?

- Мертва уже.

- Почему спрашиваю: мои друзья, которые бывают на фестивалях, ездят и на Ильменку, и на Грушинский, говорят, что авторов не осталось, приезжают только исполнители. Как видите ситуацию вы?

- Я считаю, что люди, занимающиеся культурой в нашей стране, убили авторскую песню и добивают поэзию, потому что у нас нигде этого нет. Везде Интервидение, шансон и все, что приносит деньги. Об этом думают все. А о будущем нации мало кто думает.

- Я почувствовала, и когда читала интервью с вами, и сегодня, что у вас есть свои претензии к телеиндустрии...

- К руководству страны у меня есть претензии.

- И пыталась понять: 20 лет назад – примерно тогда я впервые услышала, как поет Митяев, - вас тоже не было ни на радио, ни на телевидении, но ваши песни расходились молниеносно, а сейчас...

- Это объясняется низким уровнем того, что я делаю.

- В смысле?

- Потому что низкий уровень образованности нации выдвигает вперед таких неглубоких поэтов, как я. А дотянуться до Пастернака и Пушкина мы не в состоянии. Если бы Пушкин приносил деньги, то его бы с утра до вечера крутили на телевидении.

- Но вас же тоже не крутят.

- Это мне комплимент. Значит, я расту. Значит, я опередил общий уровень образованности нации. К сожалению. Чем я глубже и выше образовываюсь, тем больше теряю аудитории.

- А, вот вы о чем! То есть 20 лет назад уровень был ниже, чем он становился выше, тем становилось меньше аудитории.

- Я думал, что мы вместе с аудиторией будем расти. Читать высокую поэзию, как-то образовываться, а оказалось, что я вырвался вперед. И стал элитным. Становлюсь.

- Насчет элитной поэзии. Мне интересна ваша точка зрения на мнение одного из критиков об альбоме «Ни страны, ни погоста»: «Попытки перекладывать Бродского на музыку уже делались - «Рождественский романс» был когда-то давно, в конце 80-х, в репертуаре группы «Мегаполис». Отрывки из «Речи о пролитом молоке» используются группой «Дети Пикассо». Теперь вот бард Олег Митяев замахнулся «на Вильяма нашего, так сказать, Шекспира». Все три попытки объединяет одно - все они одинаково неудачны. И дело не в величинах талантов композиторов, а в мощи поэзии Бродского. Попытка втиснуть ее в любые музыкальные рамки равносильна потугам взрослого носить детскую обувь...»

- Михаил Михайлович Козаков тоже поначалу отнесся к альбому пренебрежительно, а потом прослушал его раз сто. Даже когда в Россию приехал и в больницу попал, включал его снова и снова, удивляясь себе: «Что я, институтка какая-то, слушать Митяева с утра до вечера?» И написал статью в газете о том, как восхищен этим альбомом. В конце концов сделал спектакль, в который включил эти песни. Такая высокая оценка знающего человека, не вызывающего сомнений в своей компетенции, меня радует. Потом, знаете, Министерство культуры Италии пригласило нас прошлым летом на остров Искья и вручило премию Бродского за этот альбом. Так что Джоконда может выбирать, кому нравиться, а кому нет.

- Как поживает Ильменка? В прошлом это был мощный фестиваль. Настолько ли он мощен сейчас, и если нет, то что должно произойти, чтобы он звучал?

- Кто-то сказал, что XXI век – это век пиара. Пиар в XXI веке заменил людям разум. Потому что мы не видим. Все наши лучшие достижения в области культуры, поэзии, литературы не пропагандируются. Чтобы молодой человек набрал в компьютере имя Пушкина, очень сильно должны поработать учителя. Учитель должен бы стать культовой личностью, особенно классный руководитель в школе. Я сколько лет уже бьюсь головой о стенку и повторяю из раза в раз: образование и воспитание – наша национальная идея, без этого мы вообще никуда не двинемся. А авторская песня – это ступенька к большой поэзии. Популярная музыка гораздо ниже. Но мы и на эту ступеньку не можем забраться, на ступеньку авторской песни. И делаем все для того, чтобы спускались ниже и ниже. Вернее, мы ничего не делаем, чтобы будить высокие чувства, мы занимаемся тем, что будим инстинкты. А настоящее искусство должно будить чувства. Как я красиво...

- Вчера я готовилась к встрече, изучала ваши интервью и нашла высказывание, очень точное, на мой взгляд, про разницу между лириками, поэтизирующими действительность, и романтиками, уходящими от нее в придуманные миры. А днем раньше я наткнулась на спецпроект «Русского репортера»: они опросили тысячи человек в стремлении найти женщину, отражающую идеалы эпохи. Я прошу вас как человека, умеющего видеть прекрасное в обыденном, порассуждать о красоте и о том, какие черты вы назвали бы красивыми в преломлении дня сегодняшнего.

- Красота - вневременное понятие. Михаил Анчаров в свое время написал: есть женщины надменные, гордые, скабрезные, оскорбительные, и даже если они красивые, они не вызывают восторга, а есть женщины любящие, простые, духовные, возвышенные - перед такими и пальто в грязь. Красота, конечно, в гармонии внутреннего и внешнего. Красоту нельзя объяснить, но показывать ее, учить видеть красоту – обязательно. Самый большой минус нашего воспитания в том, что мы этим не занимаемся. Мы строим заборы и вешаем замки. Мы ищем какие-то системы, которые не позволят человеку украсть. Разрабатываем их, вместо того, чтобы воспитывать человека, который не будет воровать. Мы строим тюрьмы. И абсолютно не занимаемся тем, чтобы научить детей видеть красоту. А ведь человек, который получает от этого удовольствие, не будет делать плохих вещей.

- «Тонут домики в хляби,/Снова город Челябинск – /Мой родственник и чудак –/Сизым смогом одетый,/Спит и видит, что где-то/Все, было бы все не так». В каком году написана эта песня?

- Давно. Наверное, в 87-88-м.

- Изменился ли город?

- Меня как раз больше духовная часть интересует, то, о чем мы сейчас говорили, чем внешний облик. Хотя... Я всегда привожу этот пример: 50 лет назад я бегал по Ленинскому району, учился в 59-й школе, сейчас уже разрушенной, и из окна у меня справа было озеро, прямо – оранжерея трубопрокатного завода, ровные улицы, асфальтированные, красивые, свидетелем строительства которых я был. Детская библиотека, музыкальная школа, Дворец культуры, Дворец спорта – все стояло на своих местах для того, чтобы молодой человек развивался. И все секции были открыты передо мной, все кружки. И если бы тогда, в это счастливое время (как сказала одна писательница, рай у нас у всех был – это детство), мне сказали: а вот сейчас закрой глаза и представь, что будет через 50 лет. Просто можно захлебнуться от восторга, вообразив себе эту красочную жизнь.

- Как-то не захлебывается...

- И вот я открываю глаза: в Ленинском районе все перекособочено, снесено, разрушено. Если не шиномонтаж на первом этаже, то «Евросеть». И не чувствуется заботы о нашем будущем, только о хлебе насущном. Что вырастет на этом, очень мало кого волнует. Это относится не только к Челябинску.

- Сегодня очень многие ругают его – и свои, и чужие. Вы выросли в Челябинске, часто приезжаете сюда, но смотрите все-таки не изнутри. В каком состоянии город? Так ли он плох, как о нем говорят?

- Мне на самом деле очень сложно оценить Челябинск наряду с другими городами. Я прекрасно вижу какую-то провинциальность и в облике города, и в людях. Глазами. Но ничего не могу с собой поделать, потому что, вдыхая загрязненный воздух Челябинского металлургического комбината, я испытываю восторг. Это пробуждает картины детства, юности. Очень многое негативное мне дорого, это свое, родное, поэтому оно меня не возмущает. А мозгами я понимаю, что должно возмущать.

- Каким вы видите будущее Челябинска?

- Будущее никому неведомо.

- Должен ли он оставаться промышленным городом?

- Главное, чтобы люди в нем оставались людьми. Тогда появится много хорошего в нашей жизни. Во всех сферах: в экономике, ЖКХ, медицине, образовании. Воспитание – золотой ключ ко всем проблемам. Что мы будем разговаривать о мелочах? Какой может быть облик, если человек думает о наркоте или где выпить полстакана водки, который сразу вознесет его на высокий духовный уровень. А вот получить удовольствие от симфонического концерта – здесь надо воспитателям поработать. И здоровье сохраним, и душу возвысим.

- Вы часто вспоминаете своих друзей – Макарова, Старикова... А сейчас за хоккеем следите?

- Нет.

- За «Трактор» не болеете?

- Конечно я болею за «Трактор» в отдельный – самый ответственный, самый решительный – матч. А так, чтобы следить за продвижением, этим занимаются другие компетентные люди. Дело в том, что учеба в институте физкультуры доказала мне, что спорт вреден для здоровья. Как сказал Жванецкий, если бы спорт был полезен для здоровья, то в каждой еврейской семье было бы как минимум по два турника. И еще он сказал, что если заниматься физкультурой, то можно продлить жизнь на пять лет, но эти пять лет надо провести в спортзале.

- Вспоминаю ваш рассказ про то, как вы пришли к Окуджаве и сказали: «Булат Шалвович, что-то не пишется, раньше писалось, а сейчас нет». На что он ответил: «А вы пока читайте». Сейчас какой период в вашей жизни: чтения или написания?

- Он всегда разный, этот период. Я сейчас тоже вспомнил: один дзюдоист пришел к олимпийскому чемпиону и спросил: «На что мне обратить внимание?» И тот ему дал простой совет, сказал: «Тебе не хватает выносливости, бегай кросс». Дзюдоист прислушался и тоже стал олимпийским чемпионом. Я Окуджавой, конечно, не стану, но совет был очень мудрый: так бывает, пока читайте. И надо сказать, это большое счастье, что я полюбил чтение в конце концов. Это уже очень большое удовольствие и увлечение до конца жизни.

- Не люблю спрашивать о творческих планах, но тем не менее интересно, вы сейчас работаете над новыми альбомами? Ждать ли нам?

- Сегодня во время выступления ребят я испытал большую радость и понял, что надо записать альбом наших детей, ансамбля «Мировые песни». Он будет и моим тоже. Потому что творческая энергия тратится точно так же, как на написание песни или работу в студии. Я счастлив от того, что они пели, вызывая восторг. Нужно сделать, чтобы их услышали другие. А у меня сейчас, наверное, период накопления. Потому что случился выход на пенсию. 60 лет. Мне назначили 17 500 рублей, и теперь я могу спокойно сидеть, ничего не делать)))

- Где можно услышать ваши новые песни?

- На концерте.

- Как вы относитесь к тому, что любую вашу песню можно прослушать и бесплатно скачать в Интернете? Александр Розенбаум, например, с этим борется, не каждую его песню так сразу найдешь.

- Я хорошо к этому отношусь. И всегда хорошо относился. Поздно на пенсии менять себя. Я всегда был счастлив от того, что кто-то поет мои песни. Тот же Розенбаум на юбилее спел мою песню «Норильск», выучил и спел. Это невероятно. И непросто в нашем-то возрасте. Свои-то песни не все помнишь, а чтобы еще и чужую... Или наша затея - «Митяевские песни». Четыре альбома вышло, сейчас формируется пятый. Прекрасно спел «Небесный калькулятор» Володя Пресняков. Валерия подтвердила свое мастерство в исполнении, Тамара Гвердцители и многие другие.

- Вы считали, сколько у вас песен?

- Это отдельная история. Я, собственно, не считал. Но необходимость возникла, когда Федор Конюхов спросил меня... Вернее, я его спросил, когда узнал, что он собирается в кругосветку на воздушном шаре: «Федор, зачем тебе это все надо? Сколько можно уже? Ты два раза был на Эвересте и на веслах пересек океан, зачем ты опять подвергаешь свою жизнь риску? 63 года тебе». Кстати, до вылета осталась неделя: из Австралии он стартует и туда же должен приземлиться. И он мне задал встречный вопрос: «А ты сколько песен написал?» Я так прикинул, где-то 250. Он говорит: «Ну и перестал бы, хватит уже. Зачем тебе писать дальше?»

- Успокоение - это плохо.

- Правильно. Поэтому он и летит на воздушном шаре.

- А вы летите в творческом плане или чувствуете успокоение?

- Песни кончатся только тогда, когда кончатся впечатления. А они есть. Вот сегодня был восторг. Он остался после концерта и, как в облаке, iCloud, будет храниться и когда-то превратится в песню. Либо частично, либо целиком. Это может быть трагичное, нехорошее впечатление или радостное, или даже не иметь знака – все равно.

- А вообще рождение стиха – это больше результат вдохновения или...

- Можете даже не формулировать дальше. Это вопрос, на который ответить невозможно. И прекрасно сказал Михаил Михайлович <Жванецкий>: «Сидишь-сидишь, пишешь-пишешь, что-то фигня какая-то получается. Значит, хит». Вот и все. Как это делается?..

- Пять лет назад вы сказали: «Мне уже 55, а я многих вещей не понимаю». Что-то с тех пор изменилось?

- Нет. И это подчеркивает бардак, который нас окружает. Когда-то в 6 лет я думал: взрослые же все знают. В чем счастье детства? Ты надеешься на этих взрослых, что-нибудь да придумают, и живешь спокойно, потому что уверен: тебя не обидят. Потом был средний возраст, и я думал: что-то я не все понимаю. Сейчас мне 60 лет, и я ничего не понимаю, что происходит. Раньше мы строили коммунизм, и у нас был моральный кодекс строителя коммунизма, не сильно отличающийся от заповедей Господних. Очень хорошие постулаты, формирующие духовно. И мы к этому стремились. Это поощрялось, воспитывалось. Было множество фильмов, песен, произведений искусства. Сейчас мы никуда не идем.

- Почему? У нас есть национальные идеи.

- Патриотизм называется. Я, как и много лет назад, не понимаю, что это такое.

- Вы не патриот?

- Это сложный вопрос. Когда-то давно я думал: вот идет война, а какой-то счастливчик еще до ее начала уехал в Бразилию и сидит, пьет кофе, курит сигары, у него полный порядок, молодец, вовремя свалил. А потом я вдруг понял: а как же народ? Он будет здесь страдать, а я, значит, уеду из страны?.. Нет. Но сейчас уже задумываюсь, потому что мои устремления, оказывается, никому не нужны. Я так хотел, я так стремился, я проводил большой фестиваль песни и поэзии, искал на это деньги, приглашал бардов, поэтов, чтобы Первый канал все снял и показал. В четыре часа дня концерт бардовской песни поставили... Как-то неказисто. Зато шансон, передача «Три аккорда», в прайм-тайм, во всю широту возможностей Первого канала. Речь же не обо мне. Есть Городницкий, есть Вера Полозкова, есть выдающиеся поэты современности и наши классики. И они никому не нужны. Мы их вообще никому не показываем. Я потерял всякую надежду, что нужен этой стране. Хочу что-нибудь сделать, а мне не дают. Антенны ассоциации «Все настоящее – детям» в разных городах пытаются что-то сделать для детей, попавших в трудную жизненную ситуацию, но это абсолютно негосударственное дело. А государство должно прийти и поклониться в ноги этим людям и сказать: «Чем вам помочь, ребята, вы такую трудную работу выполняете, это же никаких нервов не хватит, вы же свою жизнь на это кладете, давайте мы вам чем-нибудь поможем?» Никто не приходит. Наоборот. Люди ходят, обивают пороги, потому что не вписываются в программу.

- Что должно произойти, чтобы ситуация изменилась?

- Я не пророк. Не знаю, что должно произойти. Многих спрашивал. Все приходят к выводу, что надо вспахивать свою грядочку, делать свое дело, и все. Но то, что государство в этом не участвует, печально. Так и напишите.