Один раз увидеть

В теории поиск истины – дело нехитрое: взять разнородные точки зрения, разложить по полочкам информацию… Вуаля, картина мира собрана по кусочкам! На практике все не так: порой носители мнения А готовы сломать мировой запас копий, лишь бы не дать чужим аргументам шанса на диалог. Хотя, не потрудившись вникнуть в мнение Б, рискуют увидеть ситуацию искаженной.
Конфликт «Челябинск против холдинга РМК» уже превзошел рамки кухонных споров и выплеснулся на всеобщее обозрение военными лозунгами «Город мы не сдадим!» Он получил реальные последствия – приостановку проекта федерального значения, включенного в Стратегию развития цветной металлургии России до 2030 года. При этом сопротивление строительству Томинского ГОКа основано по большей части на недоверии к инвестору и опасениях людей, которые не имели дела с горнодобычей.
Мы в Uno подумали: перед тем, как занять окончательную позицию, нужно собрать всю полноту сведений. Даже если на первый взгляд это кажется заведомо бесполезной затеей. Предвосхищая нелестный настрой многих читателей, настаиваем: не спешите! Давайте на время отбросим эмоции, включим критическое мышление? Объявив 2016-й годом разъяснения сути проекта, РМК в том числе предлагает знакомиться со «старшим братом» зазнобы – действующим Михеевским ГОКом, расположенным в Варне. Туда мы и двинулись ясным утром – с надеждой отделить зерна от плевел.

НА МИНУТОЧКУ

Томинское и Михеевское месторождения входят в ТОП-50 крупнейших в мире медных месторождений, по версии международной экспертной группы CRU. Большие, однако не самые богатые: содержание полезного вещества в горной массе – на уровне 0,45%. Это значит, на тонну руды приходится только 4,5 кг меди – вот что называется «на вес золота». Конечно, парой десятков лет раньше никто на Урале не взялся бы за разработку при показателях меньше 3%, но федеральные (и мировые) запасы металлов не бесконечны. А жить без них решительно невозможно, возьмите хоть бытовую технику, хоть ракетостроение. Как далеко уедет цивилизация без электроэнергетики, телекоммуникаций, теплообменников? В лучшем случае ей придется топтаться на месте до появления альтернативы. Следовательно, задача строящихся предприятий – продлить сырьевую базу российской металлургии еще как минимум лет на 40-50, демонстрируя высочайший пилотаж во владении технологией.

Томинский ГОК планируется как самый крупный медный горно-обогатительный комбинат, построенный «с нуля» на территории России. В год он сможет выдавать 500 тыс. тонн медного концентрата, перерабатывая до 28 млн тонн руды: бедность месторождения будут преодолевать упорным трудом и фантастической производительностью оборудования. «Брат-близнец» комбината, Михеевский ГОК, тоже вырос, как говорится, в чистом поле всего за 19 месяцев. В 2012-м в Варне спроектировали дробильный комплекс (гирационную дробилку) – один из важнейших элементов цепочки, который впоследствии установят прямо в карьере. В начале 2013-го приступили к монтажным работам на обогатительной фабрике, а уже в конце года дали официальный старт предприятию.

В 2015-м коллектив МГОКа (а это более тысячи человек, в основном жители Челябинской области) произвел порядка 56,6 тыс. тонн медного концентрата. Задумайтесь на минутку: за последние три года РМК уплатила 6,1 млрд рублей налогов и сборов со своих южноуральских объектов, только в прошлом году оставив в бюджете Челябинской области 2,93 млрд рублей. Чисто теоретически эта сумма могла бы полностью покрыть нынешний кредитный портфель муниципалитета.

КАК ВСЕ УСТРОЕНО

Страх и предубеждение основаны на непонимании, на абстракциях. В ситуации с Томинским ГОКом их более чем достаточно. Например, никто кроме горняков не знает, что такое взрывные работы в карьере, а большинству одного слова «взрыв» хватит, чтобы представить крошево выбитых стекол. Мы ни сном ни духом о том, что бывает с рудой, когда ее достают из земли, или что на самом деле происходит в хвостах и отвалах. Максимум согласимся друг с другом во мнении: «Наверное, это опасно!» – хотя и не сможем точно сказать, почему именно.

Между тем добыча горной руды – всего-навсего процесс дробления, перевозки и еще более тщательного измельчения кусков твердой породы. Суть его заключается в том, чтобы достать из земли искомый компонент, очистить от лишнего, размолоть в порошок и упаковать в удобную для перевозки тару. В таком производстве нет выхлопных газов, курящихся труб, канализаций, загрязняющих отходами водоемы… Чтобы долбить скалы и получать медную крошку, они не нужны. Конечно, заводы по переплавке и получению медных изделий устроены по-другому. Но задачи Михеевского (как и Томинского) ГОКа ограничиваются приготовлением и адресной доставкой концентрата: бурить, раскапывать, подготавливать, отвозить – вот и весь разговор.

Чтобы убедиться в этом, мы побывали на всех ключевых точках АО «Михеевский ГОК» – в карьере, на фабрике, в окрестностях хвостохранилища, – атакуя вопросами начальника производственно-технического отдела Александра Ивлева. Мы увидели процесс изнутри, а теперь предлагаем взглянуть на него и вам. Для верности остановимся на самых скользких местах: взрывы и пыль, реагенты, укладка хвостов. И если вы ничего не имеете против, вперед, к эпицентру театра действий.

I. КАРЬЕР. ВОДА И ТЕХНОЛОГИЯ НАПРАВЛЕННОГО ВЗРЫВА

Мы стоим на одной из гостевых площадок, рассматривая кратер, углубляющийся вниз на несколько десятков метров. Аккуратные уступы рядами нисходят к центру земли подобно трибунам амфитеатра. Далеко на дне котлована виднеются желтые муравьи техники – самосвалы и экскаваторы Komatsu с расстояния выглядят как игрушки. Хотя вскоре мы убедимся, что колеса первых превосходят человеческий рост, а огромные 22-кубометровые ковши вторых можно сравнивать с кухней в хрущевке. Один самосвал за раз перевозит 180 тонн руды, и таких «игрушек» у Михеевского ГОКа двенадцать. Ездить особенно далеко им не нужно: предприятие реализует передовой для российской цветной металлургии опыт – прямо в карьере стоит мощный дробильный комплекс первичной переработки руды. Он «проглатывает» куски породы до метра в диаметре и еще ни разу не подавился.

- Когда все начиналось, здесь было просто поле, – Александр Ивлев указывает на карьер, площадь которого равняется 2508 метрам. – Мы удалили вскрышу, прошли сквозь глину и пробились к скале, теперь бурим в ней скважины глубиной 25 метров. Почему нужно бурить и взрывать? Потому что здесь очень крепкая горная масса. При этом следует формировать вот такие ровные площадки: взрываем один горизонт пород, опускаемся ниже и точь-в-точь повторяем рельеф бульдозерами. В конце, когда эксплуатационные запасы месторождения (как минимум 400 млн тонн) иссякнут, местность рекультивируют: на отвалы нанесут плодородный слой, а на месте котлована появится обыкновенный пруд.
Пока гирационная дробилка с фасадом из каменных плит (похожая на пирамиду ацтеков) работает в полную мощность – 4 000 тонн руды в час. Чтобы насытить ее прожорливое нутро, два раза в неделю в бой идут буровые станки. Затем в скважины кладут взрывчатку, на 70% состоящую из селитры. И здесь я хочу подчеркнуть: в этих скважинах вечно стоит вода, откачиваемая на поверхность и все равно собирающаяся в зумпфах. Нам даже попался маленький водопад, тихонько струящийся по уступам. Почему этот факт заслуживает внимания? При взрыве обводненной скважины капли влаги мгновенно обволакивают горную массу, и она разлетается не удушливым облаком пыли, а всего лишь грудой мокрых комков. Остатки работы по пылеподавлению на совести автомобилей: они орошают забои и поливают дороги. Все, что еще не намокло, прибивает к земле.

Следующий момент – сам процесс взрыва. Перед тем как заняться им, скажем вот что: комбинат живет в две смены без остановок. По сути это автономный поселок со всеми необходимыми атрибутами – складами, зданием администрации, столовой, медицинским пунктом и общежитиями для работников, расположенными прямо напротив фабрики. К чему это я? К тому, что любая активность в карьере не должна сказаться на обитаемых зданиях. Нельзя, чтобы границы ударной волны достигли защитной зоны, иначе на производстве можно будет поставить крест. Поэтому ГОК использует технологию направленного внутрь земли взрыва: заряд активируется в каждой скважине поочередно, следуя алгоритму, разработанному специалистами. Небо на плечи не рушится. Прострелялись за пару секунд – и все, масса разрыхлена, для экскавации и погрузки в машины готова.
Из гирационной дробилки руда поступает в магистральный ленточный конвейер длиной 1414 метров, а оттуда – прямо на обогатительную фабрику. Туда же пойдем и мы.

II. ФАБРИКА. УЧЕБНИК ХИМИИ

Знакомство с фабрикой начинается с операторской. Она уставлена мониторами, на которых что-то беспрестанно движется и пузырится. Камеры фиксируют все происходящее поэтапно: мы снова видим карьер, самосвалы, ползущие в гору, темный приемный бункер... Рядом в режиме онлайн бегут ленты конвейеров, несущих породу к мельницам, чьи размеры позже вновь заставят нас удивиться. Любой элемент цепочки, флотомашину или насос, здесь можно разогнать или остановить кликом.
Для этого существуют программы – пускай импортного происхождения, но адаптированные российскими разработчиками.
На фабрике руда первым делом проходит две стадии измельчения: крупные куски дробят себя сами, а полученная таким образом галька крошится шарами.

В час система перерабатывает 2840 тонн руды, которая превращается в черный песок, крупинки диаметром 150 микрон – меньше одного миллиметра. На практике это выглядит так: гигантские наглухо закрытые барабаны вращаются посреди цеха, сообщая стенам и полу смутную дрожь. Шумный процесс, но вполне безопасный. Дальше руда отправляется на флотацию – обогащение.

Теперь предлагаю смотреть внимательнее. Две секции по шесть флотомашин объемом 300 кубических метров и производительностью 3000 тонн в час – крупнейшие в мире – доводят содержание полезного вещества до заданной планки. Это 22% меди в готовом продукте, которым на Михеевском ГОКе считается концентрат. Ему еще предстоят плавка, электролиз (словом, все, что обычно претерпевают металлы), но уже в другом месте. Перейдя на язык обычных людей, сравним процедуру флотации с приготовлением куриного бульона. Снимая с кипящей кастрюли жирную пенку, мы делаем то же самое, что и флотомашины, поднимающие на поверхность большую часть меди. Именно эта пена является концентратом, готовой продукцией предприятия.

Наконец, концентрат сгущается, обезвоживается и фильтруется с 8-10% влаги в остатке. На выходе мы имеем абсолютно готовый к работе медный продукт с некоторым содержанием золота, серебра и молибдена в довесок. В месяц из него получается 9 200 тонн чистой меди. Больше с ним никаких особых проблем: доставить в склад готовой продукции вместимостью 40 тыс. тонн, упаковать в тенты или бигбэги и увезти на станцию.

- Продукт требует мер предосторожности после обогащения?

- От него нет никакого вреда, главное, чтобы он не высыхал и не пылил, ведь мы реализуем его в виде тонкого дисперсного вещества, фактически муки. Наши работники полностью укомплектованы средствами индивидуальной защиты: спецодеждой и обувью, берушами, респираторами. Также у нас произведена аттестация рабочих мест на предельно допустимую концентрацию в воздухе вредных веществ. И все соответствует требованиям технического надзора, все в рамках нормы.

- Значит, зайцев двухголовых тут нет?)

- Лично я не встречал.

III. ГОРНОЕ ДЕЛО. ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ

- Кому мы чем помешали? – спрашивает Александр, имея в виду челябинский ажиотаж. Отстраненный взмах его руки свидетельствует о том, что вопрос риторический. – Земли здесь болотные, никто ничего не сеял, а скот как ходил, так и ходит. На хвостах в прошлом году целую неделю жили 66 лебедей, хоть мы птиц и отпугиваем специальными устройствами. В Челябинске у меня два сына, и оба спрашивают: «Пап, как сюда попасть?» А в начале мая приезжали школьники из Екатеринбурга – понять, что такое горное производство. И, может быть, стать не очередным юристом, которые сегодня на каждом шагу – от безделья страдают или чайники в «Эльдорадо» продают.
Вот так, если разобраться, зачем нам горное предприятие? Народ-то сегодня, смотрите, за границу в два раза меньше стал ездить – не на что. Крымом наелись уже, потому что он недоступный, совдеповский, никто в него деньги не вкладывал. Люди радуются, что здесь работают, получают зарплату два раза в месяц, спецодежду, законный отпуск, социальный пакет. Руководство на высшем уровне: за два года в чистом поле построить современное предприятие, доказать всему миру, что это возможно… Ну давайте еще один трехкилометровый супермаркет поставим! Только кто туда будет ходить – вот вопрос.

- Тем не менее, нельзя сказать, что предприятие вообще не влияет на окружающую среду. Что лично вы ответили бы людям, которые против строительства Томинского ГОКа?

- Что я могу ответить? Я горняк, меня все это устраивает. Думаете, стекла будут биться? Если бы мы сейчас с вами сидели в столовой, а в карьере шли взрывные работы, вы бы даже не услышали. Как вообще, по-вашему, все должно быть? Завтра медь кончится, и как ваше поколение будет справляться? Без меди нельзя жить ни одного дня – вся бытовая и промышленная инфраструктура от нее зависит: она в атомке, в проводах, в каждом телефоне и автомобиле. Да вы же сами все видите. Все, кто кричал о вреде, приехав сюда и осмотрев процессы своими глазами, поменяли мнение. Вот они сами себе и отвечают. А мое дело простое – показывать, как мы работаем.

- Люди боятся, что вода из хвостов через грунтовые воды попадет в Шершневское водохранилище. И весь Челябинск будет пить воду, обогащенную медью. Это возможно или нет?

- Нет. На дно хвостохранилища укладывается защитный слой. А перед этим берутся пробы на коэффициент фильтрации: они показывают, какова вероятность встретиться с подземными и грунтовыми водами. Если структура почвы не устраивает, применяются специальные изолирующие материалы, грубо говоря, пленка, которая склеивается в несколько слоев, чтобы коэффициент фильтрации привести к нулю. Я думаю, ни один руководитель или работник не заинтересован в проникновении отвальных вод в Шершневское водохранилище. Никто не даст что-то куда-то выпускать: для этого есть технические надзоры.

- Как выбирается способ добычи?

- Для этого есть институты, занимающиеся проектированием горных рудников. Способов существует несколько, и в зависимости от места, от твердости горных пород подбирается наиболее актуальный вариант. Слагаемых много. В случае Михеевского ГОКа учитывались компактность рудника, содержание меди, плечо откатки, то есть, на какое расстояние руду придется перевозить. Поэтому гирационная дробилка была заложена в карьере, чтобы к ней на любых горизонтах можно было как можно ближе доставлять транспорт. Когда проект утвержден, мы не можем от него отступать, потому что его контролирует орган Ростехнадзор, который ввел почти 300 лет назад еще Петр I.

- Акционеры, владельцы предприятия могут каким-то образом влиять на разработку проекта?

- Повторюсь, проекты делают специализированные институты. Они решают, как закладывать карьер, какую технологию выбрать, раньше делалась аксонометрия, сейчас – 3D-макет, обсуждается схема цепи аппаратов, добычи и доставки продукта. Как только проект готов, его отправляют на государственную экспертизу и там «ковыряют» со всем усердием любые вопросы: физические и электрические нагрузки, вероятность протекания, наличие поблизости населенных пунктов. За этим досконально следят – это ж не в огороде у себя бассейн выкопать.

IV. ХВОСТОХРАНИЛИЩЕ. ПРЕЖДЕ ЧЕМ ТЕЛО УСНЕТ.

На слово мы решили не верить и отправились к хвостовому хозяйству, вызывающему наибольшее количество слухов и предположений. Оказалось, это два «поля», причем первое – протяженностью 8 км. Картинка, конечно, незаурядная: зеркало бирюзовой воды, закованное в кольцо песков как будто в доспехи.

Широкую линию утрамбованной почвы называют наливом пляжа. Она, подобно гигантской чаше объемом 1500 м3, держит использованную воду. Этот пояс песка – принципиальный момент: вода всегда должна находиться в центре, а пространство заполняется только секциями, с учетом давления. Чтобы это устроить, используют карты намыва: наращивать ярусы следует по науке, как и в случае с направленным взрывом. Когда укладка хвостов закончится, объект покроют своеобразной клеевой основой, которая навечно зацементирует водоем. А пока он помечен специальными марками, свидетельствующими о наблюдениях за движением отработанной горной массы. «Мы должны точно знать, что происходит внутри, в каком состоянии тело: еще «живое» или уже «уснувшее», – говорит Александр Ивлев.
Любое производство требует большого количества воды, и в связи с этим на Михеевском ГОКе действует система замкнутого цикла. В технологической цепочке не задействован ни один природный водоем. Получается, хвостохранилище одновременно представляет собой и конец, и середину процесса. На фабрике в воду добавляется известь, остатки породы в твердо-жидком состоянии складируются в хозяйстве, а лишняя влага откачивается насосами и уходит обратно на фабрику, где используется повторно. ///

 

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Если техническую сторону дела могут объяснить на местах, разговаривать «о душе» следует лишь с тем, кто находится во главе колонны. Игорю Алтушкину мы адресовали самые актуальные вопросы об отрасли, РМК и Томинском ГОКе.

- В 2013 году Русская медная компания занимала третью позицию среди российских производителей меди. Какая доля рынка принадлежит вам сейчас?

- Ничего кардинально не изменилось. В складывающейся производственной ситуации РМК продолжает занимать устойчивую третью позицию. Мы говорим сейчас о выпуске меди в катодном эквиваленте. Первое место в России принадлежит «УГМК-холдингу», производящему 350-370 тыс. тонн в год. «Норильский никель» объем добычи и производства снизил, показывая стабильные 330-350 тыс. тонн. РМК держится на уровне 200 тыс. тонн, но наши инвестиционные программы говорят о том, что в ближайшей перспективе мы выйдем на иной уровень. Через 3-4 года все три компании будут выпускать примерно одинаковое количество меди.

- Кто является основными вашими потребителями?

- С точки зрения географии, основные объемы уходят в Китай, в развивающиеся страны – Индию, Пакистан. Большую долю потребляют страны Европы, занимающиеся выпуском машиностроительной продукции, и, безусловно, Северная Америка. Если же говорить о промышленных отраслях, это строительство, электротехника, автомобиле- и машиностроение, производство литейных сплавов и т.д.

- Есть информация, что в 2014 году вы вернулись на российский рынок после некоторого перерыва. Какое количество продукции теперь остается в России и сколько идет на экспорт?

- Мы и не уходили с этого рынка. Потребность российских предприятий в меди, не просто в катодах, а в продукции более высокого передела – медном литье, проволоке и всевозможных изделиях – в основном закрывает «УГМК-холдинг», остальное – мы и «Норникель». Но страна выпускает 900 тыс. тонн меди, а внутренняя потребность предприятий промышленности не превышает 300-380 тыс. тонн. Эту разницу и мы, и «Норникель», и «УГМК» вынуждены экспортировать. Однако позиция всех трех компаний такова: как только появляется внутренний спрос, мы его перекрываем на сто процентов по первому требованию.

- Каков объем вашей инвестиционной программы на ближайшие годы?

- Нам предстоит завершить реконструкцию Карабашского медеплавительного комбината. В последнее время занимаемся там исключительно экологическими вопросами: расширение сернокислотного цеха, система водоочистки, работа над внешним видом предприятия, рекультивация территории. Только в первом полугодии 2016-го мы вложили туда 700 млн рублей, а в целом инвестиции в Карабаш за прошедшие 2-3 года составляют порядка 5,8 млрд, еще 2,5-3 млрд понадобятся в ближайшие пару лет для завершения модернизационного цикла. Если говорить о горнодобывающей части холдинга, наиболее серьезные проекты сейчас реализуются в Казахстане, что обеспечивает нам сырьевую базу для актюбинских обогатительных мощностей. Также в режиме реализации подземный рудник в Оренбургской области, на Джусинском месторождении. И, конечно, очень серьезный проект – строительство Томинского ГОКа. Он обеспечит загрузку предприятий компании медным сырьем на ближайшие 60-80 лет, что подразумевает гарантированное развитие всего комплекса. В целом для завершения всех наших проектов необходимо еще порядка 1,5-2 миллиардов долларов: 70-75 млрд рублей потребует Томинский ГОК, строительство второй очереди Михеевского ГОКа – 24 млрд. Планируется, что в течение ближайших 2-2,5 лет только в Челябинскую область мы инвестируем более 100 млрд рублей.

- Цитата: «Медь в современном мире может считаться драгоценным металлом, и крупнейшие компании из металлургического сектора это понимают. Некоторые готовы продать активы, связанные с железной рудой или углем, но с медью расставаться они не намерены. Причина в том, что к концу этого десятилетия мир столкнется с серьезным дефицитом меди, вызванным падением инвестиций в сектор некоторое время назад». Насколько, по-вашему, обоснованно это заявление?

- С точки зрения спроса, потребность в меди постоянно растет в связи с развитием цивилизации. Какие бы кризисные отношения ни возникали в мире, Европе или СНГ, это есть и будет. В 90-х годах мировое потребление меди составляло 10 млн тонн, а сегодня оно уже превысило 20 млн. Другой вопрос, что эксперты по-разному рассматривают перспективу обеспеченности медным сырьем: ситуация сильно зависит от внешних факторов, в том числе и от цен. Медных месторождений много, но они более затратные, так как содержание полезного вещества в них меньше, следовательно, себестоимость добычи повышается. Если по каким-то причинам происходит усиление спроса на медь, цена возрастает, и эти новые неосвоенные месторождения становятся рентабельными. Если цены снижаются, освоение растягивается на длительный срок. Однако сейчас баланс спроса и предложения стабилен. Что бы ни придумывали алюминщики, титанщики, электротехники, машиностроители, заменить медь качественно и в полном объеме сегодняшней науке не удается.

- Одна из новостей на «Коммерсанте»: «Американцы и канадцы могут начать разработку месторождения в Хабаровском крае». То, что Правительство РФ идет навстречу зарубежным инвесторам в горную добычу, – положительная или отрицательная тенденция?

- На Дальнем Востоке много рудопроявлений и месторождений, огромнейшие запасы сырья – золота, серебра, меди, железных руд. Я считаю, нет ничего страшного в том, что для их освоения государство привлекает зарубежных инвесторов. Ведь вопрос не столько в том, чтобы добыть и произвести, а в том, куда дальше реализовать продукт. Сырье, которое будет там добываться, по всей видимости, поступит на развивающиеся рынки – Индии, Китая, Пакистана, Вьетнама. Россия, в свою очередь, получит налоги, рентные платежи в бюджет за разработку этих месторождений. В любом случае государству выгодно, чтобы на его территории добывались полезные ископаемые: это рабочие места, развитие региона, дороги, инфраструктура, налоги в конце концов.

- Эксперты заявляют, что в 2016 году цена на медь может показать 10-летний минимум. Прокомментируйте ситуацию. Изменилась ли она с учетом кризиса?

- Мнения аналитиков полярны: кто-то прогнозирует дефицит и рост цен на медь, кто-то считает, что будет избыток и, соответственно, падение. А мы уверены: спрос на медь будет, и чтобы его удовлетворить, среднеотраслевой по всей промышленности уровень цен должен стать таким, чтобы была возможность рентабельной добычи. Поэтому в перспективе цены на медь будут расти. Смысла называть конкретные цифры нет: они дискуссионны и часто выдергиваются из контекста без преамбулы со ссылкой на источник, а это неправильно. Например, я скажу, что себестоимость добычи меди должна быть 5 000 долларов, а цена в какой-то краткосрочный период станет 4 000. Вы решите, что РМК потенциально убыточна: «Вот Алтушкин сказал: 5 000 долларов, компания – банкрот!» Или наоборот, волна пойдет вверх, подскочит до 10 000, и все начнут считать чужие деньги: «Ага, себестоимость 5 000, значит, РМК пятерку кладут себе в карман». Поэтому я предпочел бы избегать конкретики. В долгосрочном прогнозе ни один эксперт цифры не называет.

- Предприятия РМК расположены в Казахстане, в Оренбургской, Свердловской, Челябинской областях… Как отличается процесс выстраивания работы в зависимости от региона?

- Учитывая то, что РМК является вертикально-интегрированным холдингом с полным циклом работ – от разведки руды, ее добычи и переработки до получения готовой продукции, – сказать, что какой-то регион влияет на всю компанию, я не могу. Было бы неправильно, если бы она от чего-то зависела. Есть особенности, связанные с налоговым учетом, взаимоотношениями с властями на местах, организацией взаимодействия и помощи в реализации инвестиционных проектов. Но в целом нельзя сказать, что политика, допустим, Челябинской, Оренбургской или другой области блокирует развитие Русской медной компании. Мы выстраиваем свою работу так, чтобы устойчиво развиваться везде, независимо от каких-то изменений в регионах, в процессе учитываем государственную политику.

- В протестной петиции жители Челябинской области, объединенные движением «Стоп ГОК», называют план строительства Томинского ГОКа непродуманным. Поделитесь информацией о процессе принятия решения. Как это было?

- Проект Томинского ГОКа развивался по стандартным стадиям классического промышленного объекта в РФ. Мы получили лицензию, подготовили проектную документацию, провели соответствующие экспертизы и получили положительные заключения. Одновременно продолжали геологоразведочные работы на месторождении, и это привело к уточнению концепции. С 14 миллионов тонн переработанной руды в год перешли на 28 миллионов, потому что геологи обнаружили существенно больше запасов. С точки зрения государства, интересы которого обеспечиваются в первую очередь, это комплексное использование недр. На эту классику наложились действия определенной группы лиц, которые вот уже два года преследуют, на наш взгляд, не столько решение экологических вопросов, сколько другие цели.
Почему мы так говорим? Когда мы проводили общественные слушания по установленной законом процедуре, эта группа людей их срывала. Когда мы выходили с информацией о том, что мы строим, какие заложены сроки, инвестиции, рабочие места, эти люди неоднократно препятствовали доведению информации до жителей региона. С одной стороны, они говорят, что информации недостаточно, что от них что-то скрывается. А с другой, когда мы выкладываем документы на ознакомление, пытаемся рассказать о проекте, донести до любого жителя Челябинской области и РФ информацию, блокируют ее подачу.
Такая ситуация характерна для всей промышленности РФ. Любой проект, который пытаются реализовать с нуля, с самыми современными технологиями, самой эффективной природоохранной защитой, с максимальным сохранением окружающей среды, блокируется. Когда собираются копать по старой дедовской технологии – кучей разваленной ржавой техники – это как бы можно. А когда мы ставим вопрос: «Давайте мы поставим самое высокопроизводительное оборудование, за которое будет не стыдно не только на Урале, но и в России, и за рубежом» – возникают трудности с реализацией. Однако все эти трудности – преходящие. Процедура определена законом, и, работая в ее рамках, мы свой проект реализуем.

- Проблема строительства Томинского ГОКа обсуждается в том числе и в контексте борьбы с оффшорными схемами. Люди выходят с транспарантами «Стройте ГОК у себя на Кипре». Что вы можете им ответить?

- Томинский ГОК – юридическое лицо, зарегистрированное в Челябинской области. Работать там будут в основном местные жители и небольшое количество людей из других субъектов Российской Федерации. Все налоги и рентные платежи будут отчисляться в РФ, поэтому реализация проекта полностью соответствует целям нашей страны. То, что часть акционеров компании – зарубежные партнеры, не противоречие. Если вы включите телевизор, увидите: все, от президента до последнего клерка, говорят о необходимости привлечения иностранных инвестиций, партнеров, акционеров в наш бизнес, промышленность, на наши недра. А мы как раз этим и занимаемся.
Когда говорят об оффшорах, начинается спекуляция на терминологии. Помните, подняли эти панамские документы? Позиция Кремля такова: важно не забывать, что незаконной является неуплата налогов, а сами по себе оффшоры не относятся к категории нелегитимных действий. Не все оффшоры создаются для того, чтобы выводить деньги. Мы привлекли иностранных инвесторов, которые больше доверяют фирмам, зарегистрированным вне России. Наша компания привлекала, привлекает и будет привлекать зарубежные инвестиции. При этом вся деятельность осуществляется на территории нашей страны и подконтрольна ее государственным органам. Мы действуем в рамках имеющегося законодательства, не вступая ни в какие противоречия с действующей политикой Президента, государственных органов и структур.

- Прошу прощения за длинную цитату. По мнению финансиста Нины Мельниковой, экономические выгоды от реализации проекта для Челябинской области неочевидны, а вот потери могут быть вполне реальными. «Неизвестно, куда пойдут обещанные собственниками РМК налоговые отчисления в 81 млрд рублей за 30 лет эксплуатации ГОКа, сколько денег осядет в оффшорах, сколько уйдет в Москву, а сколько реально получит бюджет Челябинской области. При этом из оборота будут выведены десятки гектаров земель сельскохозяйственного назначения, лишатся привычной работы сотни аграриев и представителей малого бизнеса. Челябинск не сможет развиваться в юго-западном направлении. В результате неизбежного ухудшения и без того непростой экологической ситуации обесценятся престижная недвижимость и садовые участки в районе Шершневского водохранилища». В целом я сама уже могу ответить на все эти доводы, но хочется услышать вашу точку зрения. Еще раз по пунктам: что приобретет Челябинская область в случае появления ГОКа? Сейчас мы видим панику, люди уезжают, на этом некоторые даже умудряются выстроить бизнес. Чем сердце успокоится?

- Пойдем с конца, с того блока вопроса, который касается сельхозугодий. В Челябинской области пустуют около двух миллионов га земли. Если кто-то очень хочет развивать здесь сельское хозяйство, ради Бога. Занимайте любые другие площади, выращивайте то, что считаете нужным. На землях, которые находятся над Томинским месторождением, разведанным еще в 60-х годах, все равно делать ничего нельзя в соответствии с Законом РФ о природных ресурсах. Развитие на них сельскохозяйственного производства или жилищного строительства по определению невозможно. Это грубейше противоречит закону. И пока закон этот действует, говорить: «Мы хотели построить там жилые комплексы» – авантюрно. О праве частной собственности все тоже почему-то забывают, но мы купили эту землю и вправе решать, как ее использовать. И ведь это не такая уж хорошая территория с точки зрения производства экологически чистой (ведь мы же за это ратуем) сельхозпродукции – рядом тот же самый Коркинский разрез со своими шахтами. Регион представляет собой сложившийся, обусловленный природой горнопромышленный узел: помимо угольного разреза здесь есть цементный завод со своими карьерами, щебеночный карьер…
Когда говорят, что деньги пойдут не туда, куда надо, хочется задать вопрос: а куда в таком случае? Если налоги четко определены кодексом – сколько и куда перечисляется, – как можно распорядиться ими по-другому? Нарушение закона означает уголовную ответственность. Поэтому десятки миллиардов рублей, связанные с налоговыми отчислениями при реализации проекта, пойдут туда, куда определит государство. Человек, поднимающий эту тему, занимается даже не передергиванием, он просто некомпетентен. Это очень тяжело как-то прокомментировать.

- Еще один больной момент: «Все разговоры о модернизации существующих производств – забалтывание темы, все производство у нас в частных руках, и модернизация зависит от желания собственника. А зачем ему надо вкладывать прибыль в очистные сооружения? Проще заплатить штраф за нарушение экологических норм».

- Это штамп людей, не знающих реального производства. Взгляд со стороны. Максимум они прочитали научно-популярную книжку. В первую очередь производственник, частник заинтересован – неважно, маленькая или большая у него компания, – в оптимизации затрат. Если мы используем старые технологии, непроизводительное оборудование, то не сможем выдержать конкурентную борьбу в своей отрасли. РМК, как «УГМК-холдинг», «Норильский никель», конкурирует с мировыми производителями меди. Как я говорил, большая часть нашей продукции идет на экспорт. Чтобы именно продавать ее, а не демпинговать, чтобы на эти деньги дальше развиваться, мы должны иметь затраты, конкурентоспособные в отношении мирового рынка. Это значит, технология должна позволять нам работать не хуже ведущих мировых производителей. Люди, заявляющие, что мы не будем ничего развивать, умышленно искажают ситуацию.
Я уже сказал, сколько мы вложили в модернизацию «Карабашмеди». Мы везде об этом говорим. Но кто это воспринимает? Первые 24 тонны меди на Карабаше отлили еще в середине XIX века, как завод он существует с 1910 года, и пик его активности пришелся на советский период. Тогда никто не думал об экологии, все работали на план. Поэтому выбросы были ужасные, и территория вокруг была отравлена сернокислотными дождями. Но никто об этом не заботился. РМК владеет предприятием с 2004 года. Мы построили там сернокислотный цех, чтобы исключить выбросы серы в воздух, происходившие на протяжении 100 лет. Но что сейчас говорят? «У них там все ужасно, значит, они ничего не делают». Никто же не ходит на завод и не смотрит, что там фактически изменилось.
Люди, которые думают, что «проще заплатить штрафы», не знают, как эти штрафы считаются и сколько это стоит. Нам выгоднее как раз сделать так, чтоб сбросов не было: все, что мы сбрасываем, – готовая продукция и наши деньги. Та же самая сера: построив сернокислотный цех, мы стали ее улавливать, получать серную кислоту, которую реализуем. Это дополнительный источник доходов, повышающий рентабельность производства в целом.

- Наверняка вы проехали весь мир и посмотрели аналогичные предприятия. Сравните с ними те, что принадлежат вам.

- ГОК, построенный на Михеевке, самый современный на территории Евразии. То, что мы планируем на Томинке, будет еще лучше. На двух этих предприятиях сосредотачиваются последние мировые достижения технологии, оборудования, организации производства и строительства. Подобные примеры есть во всех странах. Существуют действующие предприятия в США, Канаде, Чили, Европе, Монголии, Китае. Они тоже находятся рядом с населенными пунктами. Информация о них в свободном доступе в интернете, и любой желающий может спокойно ее найти. Так, где появляются ГОКи, появляются и города. Вокруг любого горного, металлургического, химического предприятия образуется инфраструктура, связанная с проживанием, отдыхом, образованием населения. Это признак, характерный для всего мира.

- Последний вопрос. Что вы думаете о предложении челябинцев организовать хвостохранилище в Коркинском разрезе?

- Мы можем решить насущную проблему Челябинской области, построив пульпопровод от ГОКа к Коркинскому разрезу. На данном этапе это потребует дополнительной финансовой нагрузки в 3 млрд рублей, что в целом не является для нас критическим обременением. Учитывая, что у бюджета Челябинской области нет 26-30 млрд, необходимых для рекультивации этого объекта, мы готовы идти навстречу, но обязать нас делать это никто не может. Внутреннее решение вопроса у меня уже созрело. Но пока мы продолжаем считать экономику.

 

FAQ

Ничего удивительного, что даже после подробной экскурсии у нас остались вопросы. Сколько еще нюансов не удалось осмыслить, проговорить? Очевидно, с поверхности пора перейти на более глубокий уровень знания, предоставив слово экспертам.

Говорят, Томинское хвостохранилище будет огромным – площадью 879 га. Высота дамбы обвалования – 91 метр.
ОТСЮДА ВОПРОС: НЕ СЛИШКОМ ЛИ ОНО ВЕЛИКО?
Отвечает Анатолий Бабич, начальник гидротехнического отдела ЗАО «Механобринжиниринг» (Санкт-Петербург):
- Пример – сегодня в Мурманской области в составе ОАО «Апатит» (производство фосфатного сырья) работают две обогатительные фабрики, и для каждой есть собственное хвостохранилище объемом примерно 650 и 560 млн м3 соответственно. В Канаде проектируется хвосто-хранилище с высотой дамбы 256 метров. Теперь представьте, какие площади требуются для размещения этих объектов, и сравните с показателями Томинского ГОКа. Еще один пример: на территории Грузии есть площадка, которая эксплуатируется с 1975 года. Высота ее дамбы сегодня – 151 м. Она испытывала сейсмические воздействия на уровне 5-6 баллов, и никаких изменений, оползней или выбросов не возникло.

Говорят, устойчивость дамбы Томинского ГОКа будет недостаточной. Если случится прорыв, никому не покажется мало. Через урочище Бишбайтал все пойдет к нам, а если прорвет с другой стороны, то двинется на Первомайку и дальше.
ОТСЮДА ВОПРОС: НАДЕЖНА ЛИ ДАМБА ХВОСТОХРАНИЛИЩА?
Отвечает Анатолий Бабич, начальник гидротехнического отдела ЗАО «Механобринжиниринг» (Санкт-Петербург):
- У нас в стране существует государственная экспертиза по анализу технических решений и предоставлению разрешений на строительство. Расчетные схемы выбираются в соответствии с местностью: обязательно с учетом мерзлоты, если это район Севера, или с учетом сейсмики, если речь о горах. Все нюансы закладываются в расчеты. Томинское хвостохранилище – на равнинной местности. Развалиться оно не может. Такие объекты, как правило, имеют нормированный запас между гребнем хвостов и уровнем воды – не менее полутора метров. Это колоссальные объемы, и даже если начнется какой-то ливень, у персонала будет возможность все ликвидировать.

Говорят, в Чили – мировой столице медной добычи – предприятия обезвоживают свои нечистоты, а затем складируют в определенном месте.
ОТСЮДА ВОПРОС: СУЩЕСТВУЮТ ЛИ БОЛЕЕ ЭФФЕКТИВНЫЕ МЕТОДЫ СКЛАДИРОВАНИЯ ХВОСТОВ, ЧЕМ НА ТОМИНСКОМ ГОКЕ?
Отвечает Анатолий Бабич, начальник гидротехнического отдела ЗАО «Механобринжиниринг» (Санкт-Петербург):
- Период, когда во многих странах, в том числе и в Советском Союзе, хвосты сбрасывались в естественные впадины или даже водоемы, закончился. Как в мировой, так и в российской практике хвостохранилища делятся на два основных вида: наливные и намывные. В чем их принципиальные отличия? Наливные создаются так: строится ограждающее сооружение, которое позволяет складировать весь расчетный объем хвостов, образующийся за период работы обогатительной фабрики. Это, конечно, требует огромных капитальных вложений в возведение начальных земляных сооружений. В случае намывных хвостохранилищ объемы работ относительно небольшие: дамба формируется из материалов самих хвостов.
Наш институт, работающий с 1920 года, использовал в своих проектах разные типы конструкций. И мы знаем по опыту: для больших предприятий целесообразнее делать намывное хвостохранилище. Чтобы складировать сухие хвосты, их еще надо профильтровать – это недешевое удовольствие. И большого эффекта, с точки зрения нашего института, оно не дает. Например, канадская фабрика Кидд-Крик (такие же медно-цинковые руды, как на Урале) решила устроить так называемое конусное хвостохранилище, подавая сгущенные хвосты в центр площади. Они вынуждены были создать целый комплекс прудов дополнительного отстаивания и систему гидромеханизации. Сооружение разрослось до колоссальных размеров, и эффект от сгущения, на который там рассчитывали, пропал.

Говорят, в отвал уйдут 575 млн тонн пустой породы с запредельной концентрацией тяжелых металлов и боридов, из которых образуется серная кислота.
ОТСЮДА ВОПРОС: ОПАСНЫ ЛИ ОТВАЛЫ ТОМИНСКОГО ГОКА?
Отвечает Дмитрий Лигоцкий, доцент кафедры разработки месторождений полезных ископаемых ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский горный университет», кандидат технических наук, специалист в области проектирования главных параметров карьеров и гидромеханизации:
- Выбранная для Томинского ГОКа технология используется и в России, и в странах ближнего и дальнего зарубежья. Открытый способ характеризует еще и то, что наряду с полезным ископаемым мы вынуждены извлекать из земных недр очень много пород, называемых вскрышными. Их вредное воздействие в основном связано с серой, но в рудах предполагаемого к разработке месторождения ее концентрация не превышает 1%. Кроме того, существуют методики, позволяющие изолировать вскрышные породы от контактов с атмосферой.

Говорят, этот карьер создаст такую депрессионную воронку, что она может захватить наше Шершневское водохранилище и истощить его.
ОТСЮДА ВОПРОС: ПОВЛИЯЮТ ЛИ КАРЬЕРЫ НА ШЕРШНЕВСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ?
Отвечает Дмитрий Лигоцкий, доцент кафедры разработки месторождений полезных ископаемых ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский горный университет», кандидат технических наук, специалист в области проектирования главных параметров карьеров и гидромеханизации:
- Самое главное – основание, на котором расположено водохранилище. Как мы понимаем, это скальный массив, причем достаточно крепкий. Конечно, часть массива может иметь определенную трещиноватость (нарушения монолитности), но только в верхнем слое пород. Чем глубже, тем трещиноватость меньше, следовательно, возможность фильтрации воды просто ничтожна. Тем более, на таком большом расстоянии. Беспокоиться о том, что водохранилище может уйти в карьер, – как смотреть страшный сон. Для этого нет ни геологических, ни гидрогеологических оснований. Если все-таки возникает проблема повышенной утечки, создаются защитные скважины, куда нагнетается специальный раствор, а также защитная стенка, полностью изолирующая объект. Если, не дай Бог, что-то наметится, эти мероприятия можно быстро реализовать.

Говорят, в Челябинской области есть угольный разрез. Давайте расположим это хвостохранилище там!
ОТСЮДА ВОПРОС: ВОЗМОЖНО ЛИ СКЛАДИРОВАНИЕ ХВОСТОВ В КОРКИНСКОМ КАРЬЕРЕ?
Отвечает Анатолий Бабич, начальник гидротехнического отдела ЗАО «Механобринжиниринг» (Санкт-Петербург):
- Технические вопросы, связанные с использованием Коркинского разреза, понятное дело, решаемы. Надо отметить, что туда невозможно складировать хвосты без соответствующей системы сгущения. А вот с точки зрения экологии как раз возникает довольно много вопросов, потому что мы не знаем, какова гидравлическая связь между емкостью карьера и прилегающими грунтовыми водами.

Говорят, у Томинского месторождения, как известно, самые бедные руды в стране. Концентрация меди в среднем в 3,7 раза меньше, чем у всех месторождений, которые готовятся к вводу в ближайшие пару-тройку лет.
ОТСЮДА ВОПРОС: ДОСТАТОЧНО ЛИ СОДЕРЖАНИЕ МЕДИ В ТОМИНСКОМ МЕСТОРОЖДЕНИИ?
Отвечает Владимир Бажин, декан факультета переработки минерального сырья ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский горный университет», профессор, доктор технических наук:
- Низкое содержание меди – общемировой тренд. У нас практически исчезли богатые источники, поэтому 0,4% – не такая уж страшная цифра. Да, в Чили содержание меди в подобных рудах доходит даже до 2%. Но эффективность отработки месторождений с более низкими показателями доказывается экономическими способами.

Говорят, аналитики, подводившие итог развития цветной металлургии, заявили, что в ближайшие годы перспектива для предприятий, добывающих и перерабатывающих медь и поставляющих ее как на внутренний, так и на внешний рынок, будет складываться крайне негативно.
ОТСЮДА ВОПРОС: РЕНТАБЕЛЬНА ЛИ ОТРАБОТКА ТОМИНСКОГО МЕСТОРОЖДЕНИЯ?
Отвечает Татьяна Пономаренко, заместитель заведующего кафедрой организации и управления ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский горный университет», профессор, доктор экономических наук:
- Сейчас мировая стоимость тонны меди – ориентировочно 4600$, плюс-минус сотня. Это объективный факт, с которым, к сожалению, ничего нельзя сделать. Но, насколько мне известно, себестоимость полного цикла добычи и обогащения – около 2000$ за тонну. Следовательно, экономика проекта должна выдержать такую ситуацию. Оснований, что цены еще обвалятся, сейчас нет. В долгосрочной перспективе нет никаких сомнений, что через 2-4 года конъюнктура рынка улучшится и цены на медь возрастут.

Говорят, нам предлагают практически рядом с городом построить предприятие, которое, возможно, нанесет последний удар по экологии Челябинска и здоровью его населения.
ОТСЮДА ВОПРОС: ПОВЛИЯЕТ ЛИ ТОМИНСКИЙ ГОК НА ЭКОЛОГИЮ ЧЕЛЯБИНСКА?
Отвечает Александр Исаков, доцент кафедры геоэкологии ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский горный университет», кандидат технических наук, специалист в области экологии мегаполисов, процессов и аппаратов защиты окружающей среды от техногенных воздействий:
- Надо понимать, что любой завод или фабрика, да и, грубо говоря, огород все равно будут воздействовать на окружающую среду. Это не первый карьер, работающий рядом с населенными пунктами. Способы защиты от пыли и газов известны, и они содержатся в технической документации Томинского ГОКа. Превышения установленных норм на границе действия карьера не будет, а обогатительная фабрика – не самый жесткий объект воздействия на атмосферный воздух. Обычный металлургический завод, как правило, выбрасывает гораздо больше. Также фабрика предполагает замкнутый процесс, это значит, не будет сбросов в окружающую среду, в гидросферу – как поверхностную, так и в грунтовые воды. 17 км – в природозащитной документации такие расстояния на предмет воздействия даже не рассматриваются.

Говорит Сергей Денисов, заведующий кафедрой водоснабжения и водоотведения ЮУрГУ, профессор, доктор технических наук: «Я считаю, что проектные решения, которые я очень подробно изучаю, антигуманные. Действительно не учтена близость нашего города».
ОТСЮДА ВОПРОС: СООТВЕТСТВУЕТ ЛИ ПРОЕКТ ТОМИНСКОГО ГОКА НОРМАТИВНЫМ ТРЕБОВАНИЯМ?
Отвечает Эльдар Кремчеев, доцент кафедры геоэкологии ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский горный университет», кандидат технических наук, специалист в области техники и разработки технологий добычи полезных ископаемых:
- Решения, которые приняты по вскрытию месторождения, стандартные. Подобные работы уже проводились и хорошо себя зарекомендовали, не вызвав никаких проблем при соблюдении запроектированных в документации требований. Следовательно, и здесь не должно возникнуть ни технологических, ни технических вопросов. Я смотрел расчеты по проекту: они выполнены в соответствии с существующими нормативами. Есть примеры горных предприятий, осуществляющих подобные комплексы буровзрывных работ и расположенных в том числе на расстоянии 2-4 км от населенных пунктов.

Говорят, аналогом Томинского ГОКа является Карабаш. Потому что там уже закончен цикл обогащения, и сейчас осталось только медное производство.
ОТСЮДА ВОПРОС: ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ КАРАБАШМЕДЬ АНАЛОГОМ ТОМИНСКОГО ГОКА?
- Отвечает Александр Исаков, доцент кафедры геоэкологии ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский горный университет», кандидат технических наук, специалист в области экологии мегаполисов; процессов и аппаратов защиты окружающей среды от техногенных воздействий:
- Нет. Карабашмедь – это завод по переработке концентрата. А Томинский ГОК – по получению концентрата из руды. И это абсолютно разные предприятия – и по технологии, и по оборудованию, и по воздействию на окружающую среду.

 

 

Фото Евгения Кузьмина.