г. Курган
(3522) 46-66-06
ЖУРНАЛ: CherAmi № 2 (64), ТЕМА: Бизнес

Дело добровольное

01.09.2016
Дело добровольное

Представляет ли "Далур" угрозу окружающей среде?

ТЕКСТ: Анастасия Мазеина

«Артезианский бассейн превратится в огромное радиоактивное озеро сроком на 5 миллионов лет», «Под Курганом будет семь Чернобылей» – заголовки местных СМИ предвещают начало конца не только области, но и планеты. Причина – в скором начале работ по освоению месторождения Добровольное компанией «Далур», ведущей добычу урана способом подземного выщелачивания. Точнее в неприятии жителями Звериноголовского района информации о том, что последний безопасен и не представляет угрозы для окружающей среды, о чем свидетельствует и опыт разработки Далматовского месторождения, где предприятие успешно функционирует вот уже больше 10 лет, и мировая практика атомной промышленности. Пора расставить точки над i.

С экскурсией мы были на предприятии дважды – в 2013-м и 14-м годах. Оба раза в роли гида выступал генеральный директор «Далура». Сначала это был Алексей Дементьев, горный инженер, отдавший полжизни изучению и добыче природного урана, затем – Николай Попонин, инженер-химик по образованию, прошедший путь от мастера участка до первого лица компании.
Два совершенно разных человека водили журналистов по полигонам, скрытым от глаз обывателя, объясняли назначение каждого блока, демонстрировали склады готовой продукции, собственноручно открывали бочки и показывали, как выглядит желтый кек – сухое рассыпчатое вещество солнечного цвета, конечный результат процесса, незыблемо движущегося по заведенному кругу.

Итогом наших встреч стали статьи «Ядерное золото» и «Мирный уран» в проектах «Топ-5 инновационных предприятий Курганской области» и «Инициативы» (стратегические, личные, производственные, кадровые, социальные...), где мы подробно писали об истории становления «Далура», о том, что увидели своими глазами на промышленных площадках, внешний вид которых совершенно не совпадает с представлениями о реалиях разработки месторождений: ни отвалов вскрышных пород, ни пыли, ни хвостохранилищ.

Мы вникали в суть метода скважинного подземного выщелачивания, оказавшегося довольно простым для понимания: через закачные скважины в руду поступает раствор с добавлением кислоты, через откачные уже продуктивные растворы с полезным урановым компонентом поднимаются на поверхность. Мы разбирались, что происходит в отделении сорбции-регенерации: как именно уран из растворов переводят в твердое состояние. Мы знакомились с компьютерной программой, контролирующей не только наземную часть производства. Ученые Северска создали для «Далура» программное обеспечение, не имеющее аналогов в мире: все, что скрыто на глубине до 600 метров, оказывается смоделированным на экране монитора в формате 2D.

Мы ездили в коттеджный поселок, где строится служебное жилье для семейных сотрудников и есть общежитие для холостых. Мы разговаривали с работниками предприятия, пусть и не с каждым из 446 человек, но многие из опрошенных рассказали, что по соглашению, заключенному между «Росатомом» и Министерством образования РФ, получили от «Далура» целевые направления для поступления в вузы – обрели профессию и уверенность в завтрашнем дне. Мы даже столкнулись с иностранной делегацией, проводящей собственный аудит. Вы же знаете, насколько въедливы те же немцы, финны или шведы: прежде чем заключить договор на поставку, они проводят собственные проверки всей технологической цепочки – при малейших сомнениях в добросовестности потенциальных партнеров от контрактов отказываются мгновенно. Стоит ли упоминать о регулярном внутреннем контроле? «Далур» входит в контур управления горнорудного дивизиона Госкорпорации «Росатом» АО «Атомредметзолото», его деятельность курируется на федеральном уровне.

Так что сегодня – никаких отступлений. Мы изучили аргументы стороны «против» и приехали получить ответы от стороны «за». Пока к нам не присоединился Юрий Лаптев, главный геолог предприятия (к слову, он был одним из тех, кто открыл Добровольное месторождение в далеком 89 году, и именно с его легкой руки последнее обрело свое имя), коротаем время с Николаем Попониным за разговором о текущем состоянии дел:

Какую позицию вы занимаете среди российских и зарубежных добытчиков урана?
– Весь «Росатом», консолидирующий российские уранодобывающие активы, занимает третье место в мире – после Австралии и Казахстана. «Далур» находится на втором месте в стране. Наш объем – более 590 тонн в год, что равняется 1% от мировой добычи урана, варьирующейся от 50 до 70 тысяч тонн. Опережает нас Приаргунское производственное горно-химическое объединение (ПАО «ППГХО», Краснокаменск), добывающее около 2000 тонн в год, чуть отстает АО «Хиагда» в Республике Бурятия, 540-550 тонн. Вот так выглядит примерный расклад.
Понятно, что вашим потребителем является «Росатом». Но куда идет концентрат природного урана, покидая стены предприятия?
– На Сибирский химический комбинат, где происходит его обогащение. Уже из обогащенного урана производится топливо для атомных станций.
Сегодня на Далматовском месторождении сколько добываете?
– Если на Хохловском в этом году мы добудем где-то 160 тонн, значит, здесь около 450. В плане на 2016 год утвержден объем в 591 тонну, но мы его перевыполним.
Какими станут ваши объемы с запуском Добровольного?
– Примерно такими же – 600-700 тонн. Это связано с тем, что Далматовское месторождение истощается. При нынешних объемах производства его запасов хватит до 2025 года. Потерю мощностей здесь мы планируем компенсировать на Добровольном. Но опять же если со скандием все получится, срок жизни Далматовского месторождения продлим еще на какой-то период, может быть, лет 20-30 поработаем.
То есть вы уже начали добывать скандий?
– Нет, но программа в «Росатоме» принята, финансирование открыто.
Сколько скандия здесь можно добыть?
– В год примерно 10 тонн на полном развитии. Пока идут опытно-промышленные работы, около полутора тысяч.
Надо полагать, это много?..
– Очень много.
А другие элементы? Когда только начинали говорить о добыче на «Далуре» редкоземельных металлов, называли не только скандий.
– Да, но скандий стоит немного особняком от основной группы редкоземельных металлов, потому что дороже. Китай сейчас полностью контролирует рынок РЗМ – поднимает цену, опускает ее. По-этому нам невыгодно добывать, например, церий или самарий, себестоимость будет выше китайской. Финансовый результат добычи других редкоземельных элементов очень смутный. По скандию все понятно: хороший экономический эффект.
Какая сейчас цена на уран?
– На текущий момент 68,9 доллара за килограмм. С начала года она упала на 23%.
С чем это связано?
– После уничтожения ядерного реактора в Фукусиме из-за цунами в 2011 году многие страны приостановили атомные проекты. Германия, которая является одним из основных потребителей, сразу же закрыла 8 из 17 реакторов. В Японии тоже некоторые до сих пор остановлены. Отдельные компании, в частности Rio Tinto, для того, чтобы повысить свою прибыль, подняли объем производства урана.

А для вас эта цена остается комфортной?
– Цену нам устанавливает «Росатом». На данный момент наше предприятие безубыточно. В этом году мы заплатим примерно полмиллиарда налогов во все виды бюджета – районный, областной, федеральный.
Значит, вы работаете с прибылью. Какова ее динамика за последние годы?
– Еще раз повторюсь, все зависит от той цены, которую нам устанавливает «Росатом». В прошлом году прибыль предприятия составила порядка 20 млн рублей после уплаты налогов, в этом – 490. Почему так происходит? Потому что в «Росатоме» при планировании следующего года выдаются условия: будет такая-то цена. В результате что получилось? В 2015-м рубль просел, доллар поднялся. А мы продаем по цене, установленной в 2014 году. Как только ее пересмотрели, у нас получилось где-то по полмиллиарда налогов и прибыли. В следующем году будет другая ситуация. Новые ценовые условия. Бюджетирование еще идет, поэтому точную цифру не назову, но очевидно, что она будет меньше.
Сколько планируете вложить в разработку Добровольного? Объемы инвестиционной программы.
– В этом году мы собирались потратить 115 миллионов рублей. Весь первый этап – опытно-промышленные работы – порядка 600-800 миллионов.
Как долго они продлятся?
– От начала получения лицензии до принятия окончательного решения, как дальше двигаться, года четыре. В лучшем случае. Для полного развития нужно 4-6 лет.

***

Итак, основная претензия инициативной группы, выступающей против разработки месторождения: «Метод подземного выщелачивания крайне противопоказан для месторождения Добровольное из-за особенностей геологического строения. В Далматовском районе руда не покрыта водой. На Добровольном рудное тело покрыто водой. Это древний реликтовый водоносный горизонт. Перейдя в ионное состояние, уран начнет распространяться по нему».
Попонин: Везде, и на Добровольном, и на Далматовском, сверху над месторождением находятся четыре водоносных горизонта. И там, и там все покрыто водой. Иначе метод подземного выщелачивания в принципе невозможен. Одно из главных условий его применения: породы рудовмещающего горизонта пропускают и содержат воду.

– То есть утверждение, что при применении метода СПВ произойдет насыщение вод, расположенных в горизонте месторождения, солями урана...
Попонин: Верное. Оно произойдет. Но только в зоне, где мы будем выщелачивать. За границы эксплуатационного блока раствор не выйдет. Как они пишут: «И покатит Тобол свои радиоактивные воды...» Чуть ли не вплоть до Северного Ледовитого океана. Скажите: зачем нам потери урана? Зачем мы будем его растворять, чтобы он уходил непонятно куда и не попадал к нам на переработку? Нормальный производственник – это хозяйственник. Чтобы вкладывать большие деньги, надо быть уверенным в месторождении. Делается технико-экономическое обоснование его разработки, все просчитывается до мелочей.

Но Николай Афанасьев – бывший депутат Звериноголовской районной думы, главный активист противоборствующей стороны – говорит о том, что рудовмещающие породы образуют единый водоносный комплекс с Тобольским артезианским бассейном. И это, с его слов, означает, что «растворенный кислотой уран будет сочиться в питьевые горизонты».
Лаптев: Нет. Давайте начнем с изучения геологического строения территории Добровольного месторождения. Оно, как и Далматовское, Хохловское, расположено в русле реки, протекавшей здесь 140 миллионов лет назад. Дно и берега реки – это кристаллический скальный фундамент, не пропускающий воду, как и любую другую жидкость (в том числе и наш продуктивный раствор). Сверху над рудоносным горизонтом – 600 и более метров земной толщи. В разрезе их можно сравнить со слоеным пирогом: прямо над месторождением лежит слой глины типа кирпичной толщиной 100-120 метров, еще выше – четыре водоносных горизонта (они называются Мысовской, Камышловский, Серовский и Олигоцен четвертичный), которые отделены друг от друга новыми слоями такой же глины толщиной в десятки метров. То есть водообмен между этими горизонтами сильно затруднен или вообще отсутствует. Стоит отметить, что питьевой и хозяйственный водозабор осуществляется с двух верхних горизонтов – Олигоцена четвертичного и Серовского. Подземные воды Камышловского и Мысовского слоев не используются не только ввиду глубины залегания, но и из-за высокой минерализации. Сами же месторождения урана, по сути, полностью изолированы от водоносных горизонтов. Снизу и с боков – скалой, сверху – сотней метров непроницаемой глины. Поэтому продуктивный раствор выйти за пределы рудного тела просто не в состоянии.
Попонин: Здесь надо сказать об еще одной важной особенности метода СПВ. Исследованиями, проводившимися в течение 13 лет на месторождении Ирколь в Южном Казахстане, доказано: остаточные растворы в течение очень короткого периода нейтрализуются. Можно даже сказать, что сама природа ставит дополнительный (кроме существующих – скалы и глина) барьер против их распространения дальше. Выходя за пределы уранового месторождения, продуктивный раствор превращается в гипс, что также исключает вероятность образования дополнительных пор в рудном теле и вокруг него. После окончания отработки месторождения природная гидрогеохимическая среда внутри рудоносного горизонта самовосстанавливается, остаточные растворы деминерализуются. На АО «Далур» проводилось исследование на одном из эксплуатационных блоков Хохловского месторождения. С сентября 2011 по январь 2013 года содержание серной кислоты в остаточном растворе снизилось с 5-6 до 2 г на литр!

К слову, о серной кислоте. Николай Владимирович пишет: «Теперь еще один интересный факт: в пласт будут закачивать концентрированную серную кислоту (в отличие от Далматовского, где вы применяете более разбавленную, – прим. авт.). А это химический разогрев при контакте с грунтовой водой и досрочный выход оборудования из строя».
Лаптев: Выщелачивающий раствор состоит из комплексообразующих реагентов (в данном случае серная кислота) и окисляющего компонента (перекись водорода или кислород). Это отнюдь не концентрированная серная кислота, ее содержание в растворе, который мы будем использовать при разработке Добровольного месторождения, всего 0,5-0,6%, или, как я уже сказал, 5-6 граммов на литр. Для понимания: такой раствор можно практически безбоязненно пролить, например, на руку. Ничего не разъест. Если на руке будет царапина – немного пощиплет. Поэтому характеристики раствора никак не скажутся на работе оборудования, обсадных труб и материалов, а также не окажут негативного влияния на безопасность добычи. В качестве примера можно привести трубы ПНД 110х18 и ПНД 160х18, впервые примененные на Далматовском месторождении в 1980 году. Никаких инцидентов с ними до сих пор не зафиксировано.

Какой гарантированный срок их использования после тампонажа?
Лаптев: Не менее 35 лет.

«А дальше?» – спрашивает ваш оппонент и предполагает, что «через 35 лет полиэтиленовые трубы начнут трескаться, и по этим трещинам начнет подниматься на поверхность земли радиоактивная вода с отработанного месторождения».
Лаптев: А дальше полиэтиленовые трубы заливаются цементом, ставится как минимум два моста-пробки, затем они закапываются, почва рекультивируется и становится готовой к прежнему использованию. Приблизительно такая же технология в любой шахте. Отработали выемку – произвели закладку выработанного пространства быстросхватывающимися смесями. Все.
Затрубное же пространство гидроизолируется еще во время работ по сооружению скважин. Во-первых, при бурении применяется раствор на основе бентонитовой глины, который в процессе проходки ствола проникает в водоносные горизонты на 15-30 см. Во-вторых, после обсадки скважины трубами интервал 70-90 метров выше фильтра заполняется цементным раствором с использованием сульфатостойкого портладцемента марки ПТЦ 1-50 ГОСТ 1581-96, оставшийся (вплоть до устья скважины) – гельцементным раствором. Дополнительно происходит набухание пучащих глин на глубине 10-35 м, 145-175 м, 240-285 м, 350-360 м от поверхности. Таким образом, проникновение в скважину вод полностью исключено. Наш опыт освоения Далматовского и Хохловского месторождений это полностью подтверждает.

Как быть с тем фактом, что подземные воды высоконапорные? «Они находятся под давлением и при бурении скважины диаметром 5 дюймов (12,5 см) поднимаются над поверхностью земли на сорок с лишним метров. Становится ясно, что их невозможно удержать в русле пласта», – пишет Афанасьев.
Лаптев: Напор в 40 метров – это абсолютная расчетная величина, совершенно не означающая, что фонтан воды ударит столбом выше девятиэтажки. Не надо путать лабораторные вещи с действительностью. Да, самоизлив на поверхности есть. То, что мы видели за все годы работы, – максимум 30-40 см. К тому же продуктивный раствор мы откачиваем и закачиваем специальными насосами, ни о каком потоке из-под земли под напором и речи быть не может.
Попонин: Нефть тоже под давлением находится. Проблем нет, когда ее добывают. Опять же, когда мы закислим воду, минерализация повысится, напорность спадет. Да и все эксплуатационные решения для этого месторождения подготовлены с учетом его особенностей. Есть технологии, которые позволяют успешно работать при таких условиях.
Лаптев: Естественно. Весь мир работает, мы не на последних позициях. В Казахстане, Австралии – передовые технологии. Точно такие же и у нас.

Прокомментируйте противоречия относительно скорости потока подземных вод на рудоносном горизонте. Данные Афанасьева: под землей воды имеют подвижность от 1,2 до 33,4 метра в сутки. Вы утверждаете, что всего лишь около сантиметра в год.
Лаптев: Такие факты у нас есть по результатам исследований, проведенных на Хохловском и Далматовском месторождениях. На Добровольном то же самое. Все три месторождения урана Курганской области относятся к одному генетическому промышленному типу. Скорость потока в рудном пласте 1-3 см в год. Расчет делали заслуженные гидрогеологи России, люди с огромным опытом работы, прекрасно знающие свое дело. Откуда цифры, которыми оперирует Афанасьев?

Он ссылается на «Краткую геологическую характеристику Добровольного месторождения урана», высланную ему департаментом по недропользованию по Уральскому федеральному округу (Уралнедра).
Лаптев: Пусть назовет фамилию человека, выдавшего этот документ. Я при вас его наберу, и мы пообщаемся. Тогда все встанет на свои места. Я читал, что пишет Афанасьев. По большому счету, это набор умных слов. Даже не умных, а надерганных из контекста, намешанных в одну кучу. Заблуждения, которые разносятся по всей стране благодаря прессе.
Попонин: И ведь самое интересное, с нами он не хочет разговаривать. Действует из-за угла. Сколько раз предлагали приехать – отказывается: «Зачем? Мне и так все ясно». В 2008 году он был у нас на предприятии в составе делегации депутатов. А потом ни разу не вышел на связь.

Поэтому продолжу его цитировать: «Еще одно странное утверждение Юрия Ивановича (то есть ваше): «В водоносный рудовмещающий горизонт никакой спецкраски не закачивалось». Но в 93 году я лично беседовал с главным геологом Тургайской геологоразведочной партии № 89 ГПП «Зеленогорскгеология» и задавал ему вопрос: «А вы проверяли связь рудо-вмещающего водоносного горизонта с Тоболом?» Ответ: «Да, проверяли. Закачивали в этот водоносный горизонт спецкраску «Красный шар» и два месяца брали воду из реки на анализ. Следов не обнаружили и сделали вывод: Тобол никак не связан с высоконапорными водами рудовмещающего горизонта». А через полгода, со слов Афанасьева, красящее вещество обнаружили при анализе воды в с. Кетово. И это говорит о водообмене между горизонтами.
Лаптев: Начнем с того, что на этом месторождении я сам проработал без малого 10 лет. Главного геолога Тургайской партии Игоря Александровича Мезина прекрасно знал лично. К сожалению, он умер. И теперь не сможет подтвердить или опровергнуть свои слова. Но я продолжаю настаивать: никто никогда никакой краски там не закачивал. Это первое. Второе: Афанасьев рассказывает, что о появлении маркеров возле Кетово узнал от неизвестного геолога, с которым летел на самолете в Якутск. Простите, но это слухи. Тем более это не могло произойти принципиально: чтобы узнать, появятся маркеры или нет, нужно годами проводить мероприятие. Вы представляете, сколько краски следует закачать на глубину 600 метров, чтобы найти ее за 30 км в Тоболе? 4 водоупора на месторождении! Даже в этом водоносном горизонте она не пройдет такое расстояние за обозначенное время. Только 1-3 см в год. Да и что это за изотоп «Красный шар»? За 32 года профессионального стажа ни разу о нем не слышал.

Афанасьев постоянно акцентирует внимание на радиоактивности: «Радиоактивный раствор будут доставлять автотранспортом», «И только вопрос места и времени, где радиоактивные воды вылезут на поверхность», «Это говорит о заражении радиацией питьевых вод»...
Лаптев: Можете не продолжать. Максимальная радиоактивность продуктивного раствора (с повышенным содержанием урана), того самого, что мы выкачиваем из-под земли, теоретически может составлять до 0,4 микрозиверта (мкЗв) в час. Что это за цифра и с чем ее сравнить? Например, радиоактивность гранитной набережной в Санкт-Петербурге – 0,5 мкЗв в час. Естественный радиационный фон (от космических лучей, Солнца, почвы и прочее), считающийся нормальным, составляет от 0,1 до 0,3 мкЗв в час. Акцентирую внимание на том, что 0,4 мкЗв в час – максимальный показатель. На Далматовском и Хохловском месторождениях АО «Далур» радиоактивность продуктивного раствора составляет в среднем лишь 0,17 мкЗв в час. Специальный дозиметр с большим экраном вывешен прямо на главном трубопроводе, который идет в производственный корпус. Да и желтый кек – концентрат природного урана – прежде чем стать опасным, должен быть обогащен.

«Еще одна неприятность – выделение водорода при добыче урана», – так называется статья Николая Владимировича.
Попонин:
Это что-то новенькое.

Раз не слышали, зачитаю: «При реакции металлического урана, иридия, осмия, скандия и др. металлов с серной кислотой обязательно будет восстанавливаться водород. Зная запасы, я подсчитал, что ионизация только одного урана приведет к восстановлению и образованию 665 000 кубометров водорода. Это около 60 тонн. В Далматово водород не накапливается, а свободно выходит по микротрещинам в атмосферу, поднимается до озонового слоя и разрушает его… На Добровольном осадочный пласт не даст водороду выйти на поверхность. Но он растворится в воде и изменит состояние южной оконечности Тобольского артезианского бассейна. Эта часть будет походить на бутылку с газированной водой. Малейшая трещинка – и водород устремится по ней, увлекая за собой образовавшиеся к этому времени радиоактивные воды».
Лаптев: Ну что тут сказать...
Попонин: Надо сказать спасибо, хорошее предложение, возьмем на заметку и построим завод по производству «металлического водорода», раз у нас «металлический уран» под землей. Будем заправлять им топливные элементы и освоим технологию будущего.
Лаптев: Это школьный курс химии: кислота плюс металл – выделяется свободный водород с образованием солей...
Вот что он подсчитал? Какой металлический уран? У нас соли, окислы, гидроокислы – минеральная форма! Сам предмет разговора несостоятелен.

Но в следующем утверждении он прав: часть Добровольного месторождения находится в зоне затопления паводковыми водами.
Попонин: Да, мы выезжали в этом году на местность, смотрели, как все происходит. На затопляемую область в рамках опытно-промышленных работ не пойдем. Когда будем разрабатывать проект полного развития, там уже должны предусмотреть все необходимые мероприятия и их стоимость. Если она превысит стоимость добытого урана, то мы, возможно, и откажемся от затопляемой части залежей, хотя она очень богатая.
Лаптев: Может быть несколько технических решений проблемы половодья типа дамбирования, отвода. Очень показателен опыт наших коллег из Казахстана, где для безопасной отработки подобных месторождений трубы прокладывают не над землей, как у нас на Далматовском и Хохловском, а под ней. Затрубные пространства и устья скважин цементируются, чтобы полностью исключить попадание паводковых вод в систему. Эта методика применяется достаточно давно, и ни разу не было сомнений в ее состоятельности. Просто все работы надо делать на совесть, как, впрочем, всегда и происходит в атомной отрасли. А так... Никто и никогда не построит предприятие там, где возможно половодье. Оно просто не пройдет экспертизу.

Как вообще продвигаются дела на Добровольном? На какой стадии находитесь сейчас?
Попонин: В четвертом квартале должен был состояться конкурс по выдаче лицензии на разработку. Но правительство его попридержало в связи с тем, что в контурах границы этого месторождения попадается лесной массив охранной категории. Наши технологии позволяют размещать скважины так, чтобы не рубить деревья. Но разработка чего бы то ни было там в принципе запрещена. Что можно сделать? Или перевести эти леса в статус, пригодный к освоению (закон позволяет), взамен – ввести эксплуатационные леса в состав заказника. Или исключить их из месторождений. Но под эти лесные кварталы попадает примерно половина запасов. Принять соответствующее решение возможно лишь с согласия Минприроды РФ, поскольку урановые руды относятся к недрам федерального значения. Департамент природных ресурсов Курганской области рассматривает возможные варианты.

Ежегодно на предприятии ведется мониторинг радиоэкологического состояния месторождений и прилегающих к ним территорий. Исследованиям и контролю содержания урана и других радионуклидов подвергаются почва, воздух, донные отложения, растительность, водоносные горизонты и близлежащие поверхностные водоемы. Большое значение придается обеспечению мониторинга состояния подземных вод, для чего на добывающих полигонах сооружены 95 наблюдательных скважин.
Для информирования населения АО «Далур» ежегодно издает отчеты по экологической безопасности. Вы можете посмотреть их на сайте компании: www.dalur.armz.ru

Фото: Евгений Кузьмин

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

Мирный уран. Добыча урана "по-далматовски" рушит все стереотипы, порожденные Чернобылем.

Ядерное золото. ЗАО "Далур" - первое в России предприятие по добыче урана методом подземного выщелачивания. 


ТЕГИ:  Р?портаж