Лена Темникова: "Я живу чувствами"

Она похудела. От той румяной пухленькой девочки остались только глаза и улыбка. Стала взрослее. Красивее. Мы повстречались с ней в японском ресторанчике, чтобы поговорить о том, что произошло в ее жизни за те семь лет, которые прошли с нашей последней встречи. Итак, Лена Темникова. Солистка группы «Serebro», участница многих телевизионных проектов, наша землячка и очень интересная собеседница.

- Лен, много воды утекло с тех пор, как ты дала интервью нашим читателям. Чем ты жила все эти годы?
- Семь лет? С ума сойти! Даже группы «Serebro» еще не было. Все, вспомнила: это было, когда я приехала в Курган сразу после окончания «Фабрики звезд»… А потом были гастроли, много гастролей… Концерты. Представляете, какое это счастье? Тот ритм, в котором мы жили... Помню, приезжаю в Омск к родителям. С собой – чемодан вещей. И всего одна ночь. Родители всю ночь не спали: стирали, гладили, сушили феном мою одежду, чтобы я дальше ехала. У меня не было ничего, что бы меня держало. Даже Москва была для меня всего лишь местом для ночевки. Приезжаем в Москву на три дня, идем по магазинам: деньги платили хорошие. Покупаем одежду, старую девать некуда – выбрасывали в урну возле магазина! Вот чемодан обновил, все, поехал дальше на месяц-два.
Вся эта история – она нежизненная очень. Хорошо, что мне тогда было восемнадцать. В своем нынешнем возрасте я уже не представляю, как бы это было.

- Расскажи о гастролях, что они тебе дали?
- Два года мы ездили по России. Не могу сказать, чтобы опыта набирались. Какой опыт? Одна и та же программа, все очень понятно и просто. Поклонники, эйфория, еда, переезды – всё! Разве что много гуляли, много читали: делать-то в переездах нечего. Абсолютно выпавшее из жизни время. Потом я осела в Москве, и опять же Макс помог. Он не обязан был что-то делать, я с ним даже не работала, но он снял мне квартиру от компании. Я получала зарплату и выжидала.
- Компания – это продюсерский центр?
- Да. В общем, выжидала я, сама не знаю чего. Максим сказал: «Я буду с тобой работать, когда похудеешь». А я же всегда была такой щекастой девочкой. И не до конца понимала, что это может серьезно влиять на карьеру. Ну что такое «худей»? Глупость какая-то! Я и жила себе дальше: жилье есть, зарплату платят. Есть на что питаться, и слава богу. И вот как-то пришла в очередной раз в офис за зарплатой, встретила Фадеева. «Ты ж похудела! Что не приходишь?» В общем, в тот же вечер появился проект «Serebro». Мы сидели в офисе, и я недоумевала: неужели вот так всё это может случиться? Позвонили Серябкиной (она работала тогда бэк-вокалисткой у Ираклия, мы много ездили вместе по гастролям и поэтому с ней как-то подружились), она пришла: вот нас уже двое. С третьей были проблемы: устраивались постоянные кастинги. Мы долго ее ждали.
- То есть группа «Serebro» создавалась как проект под тебя?
- Скорее, как проект для «Евровидения». Грубо говорить «под меня». Да, я была первая, и, конечно, под мой рост выбирали других участниц. Но Максим всегда хотел группу. И о том, что он хочет назвать группу «Serebro», я узнала еще очень давно. Вот на «Фабрике звезд» мы сидим как-то в студии, и он говорит: «Хочу девчачью группу назвать «Serebro». Мне тогда и в голову прийти не могло, что в этой группе могу оказаться я. Но так случилось.
- Почему «Serebro»? В смысле, почему название пишется латинскими буквами?
- Потому что у нас много контрактов за границей, может, поэтому. Так проще. Хотя они же плохо понимают, что такое серебро. Приходится переводить. Зато произносить проще.
- Участие в проекте задает такой же ритм, как «Фабрика»?
- Нет, началась нормальная жизнь. Я стала понимать, что такое шоу-бизнес. Работа пошла, знаете, такая неспешная, качественная, спокойная, без каких-то рывков.
- Потом «Евровидение»… Как получилось, что вы взяли курс на Запад?
- В стране небольшое количество действительно уважаемых людей, к которым прислушиваются. (Я имею в виду в области музыки.) Может быть, десять. Фадеев – один из них. И Максиму, естественно, позвонили перед «Евровидением»: «Нет ли у тебя к конкурсу достойной песни?» Song#1 тогда была еще не дописана, Максим показал заготовку: куплет и припев, в более или менее нормальной аранжировке. Песня очень понравилась. На следующий день, было седьмое марта, Максим спрашивает: «Девчонки, поедете на «Евровидение»?» Я-то ссыкуха та еще, поэтому ответила: «Нет. Я не хочу, я боюсь. Это очень большая ответственность, я так не могу». На что Максим сказал: «Мне трусихи не нужны. Либо ты соглашаешься, либо нам не по пути. Шоу-бизнес – это не ясли». На следующий день был кастинг. Нас посмотрело большое жюри, одобрило. До Евровидения оставалось около месяца.
- Достаточно небольшой срок для репетиций…
- Какие репетиции? Сразу начались интервью. Огромное количество! Распорядок был примерно такой: в шесть подъем, с семи утра и до двенадцати – до часу – съемки, съемки, съемки, потом спим, подъем... Когда репетировать? Никого не волновало. Вы представляете Россию, вы обязаны дать СМИ информацию о себе. В какой-то момент Максим психанул на весь этот пиар и увез нас в подмосковный отель. В конце концов, это важно в первую очередь для нас, мы заявляем о себе, это наш первый выход на сцену. В отеле нас просто расслабляли: никаких интервью. В номере под обычный магнитофон мы репетировали перед зеркалом, чтобы хоть как-то спеться. Максим сам же выбрал нам костюмы. Вот как он поймал то, что надо, никому неизвестно. Весь мир нас запомнил по костюмам монашек.
- Расскажи про «Евровидение». Чем запомнился конкурс?
- Все, что мы видим в телеке, – все это очень красиво. Закулисье, конечно, страшнее. Там полная неразбериха. На всю делегацию нам выдали одну маленькую машинку, Максиму пришлось арендовать нормальное авто. Кормили цветной газировкой и хлебом. Реально – булочками. Максим устроил нам быт.
Я помню одну его фразу: «Девчонки, когда вы выйдете на сцену, не думайте о том, что на вас там смотрят миллионы, миллиарды людей». Конечно, после этих слов стало страшно: как теперь об этом не думать?
Я помню выход на сцену. Первые ряды – самые дорогие места – и наши российские флаги. Россия все-таки держава. Мы всегда друг за друга будем стоять, есть у нас вот эта поддержка: «Да, свои, ребята!»
- Вообще, какое там отношение было к России? К российским исполнителям?
- Насколько сильная мы нация, настолько сильно нас там и не любили. Были подставы. Вот, например, такая история. Гримерки (такие комнатки, поделенные ширмой, высотой в человеческий рост: четыре стены, потолка нет) оказались замазаны какой-то жидкостью, похожей на клей. Причем все стены и мебель – белые, и пока ты не сядешь на стул, не поймешь, что в чем-то измаралась. Первый заметил Максим: у него оказался запачкан костюм. Потом и мы на себя посмотрели: все было ужасно! Мысли навевало нехорошие. Наш директор едет в гостиницу (слава богу, у нас с собой было три комплекта одежды), привозит новые платья. Мы отрабатываем.
А вообще, когда кто-то желает тебе неудачи, это подстегивает очень сильно. А украденные за день до выступления Маринкины туфли? Специальные, купленные в специальном магазине в России. С набивками, чтобы не скользить: у нас же был, пусть и небольшой, но танец. Пришлось в Хельсинки искать похожую обувь.
И вот объявляют результаты, мы возвращаемся в гримерку, а российские плакаты и флаги, которые висели возле нее для обозначения страны-участницы, изорваны, истоптаны, оплеваны. Мы пришли с камерами MTV, и они все это засняли. Не знаю, есть ли это сейчас в Интернете, но был такой скандал! Что за неуважение? Я не буду думать о том, кто это мог быть: у меня нет оснований кого-то подозревать.
- «Евровидение» закончилось, что дальше?
- Мы приехали в Россию с четким пониманием, что больше связываться с этим шоу не будем. Мы все-таки ехали на конкурс песни: изначально «Евровидение» заявляло о себе именно так. Мы были немножко расстроены, потому что песни-победители нас, конечно, не удовлетворили. Но проигрышем мы это решили не считать. Нам было важно понравиться стране, а это произошло, слава богу. Ведь ехать на «Евровидение» очень опасно: ты либо возвращаешься звездой, либо тебя здесь все ненавидят. Что было дальше? Настоящая работа. То, чего я ждала всю свою жизнь.
- Максим Фадеев все время был с вами, занимался вашим проектом или вы в вольное плавание отправились?
- Занимался. Фадеев для нас – это же не только продюсер, это отец. Он объяснял, чего не нужно делать, куда не стоит ходить: «Берегите репутацию, честь смолоду». Мы и берегли. Поэтому мне абсолютно не стыдно быть в шоу-бизнесе. Если бы я осталась в Кургане… С моим-то характером… Конечно, родители меня хорошо воспитали. Любовь к природе, к людям: я всегда была доброй девочкой. Иногда даже и остаюсь. Но Курган – это сложный город, там нужно иметь стержень. Мне это было бы не по силам. А Фадеев уже в Москве научил меня, как себя вести. Здесь у группы «Serebro» и у меня в частности очень хорошая репутация. Артисты, особенно женщины, порождают массу слухов: с кем они встречаются, для чего, из-за денег, не из-за денег. У нас с этим все в порядке.
- Родители у тебя в Омске, сама ты в Москве… В Кургане кто-то остался?

- Курган – это школа. Это Ивановы. Меня всегда к ним тянет. Я люблю Курган. Максим очень любит Курган. Мы приезжали каждый год на протяжении двух-трех лет. Жили на Болдинцево, ели соленые грузди со сметаной, курганские пельмени, местные молочные продукты. Мы поняли, что нам все это очень надо, это очень сближает. Я помню, когда мы в первый раз приехали в Курган, именно отдохнуть, на недельку, нас повезли на Болдинцево. Я вышла, обняла березу и разрыдалась! Мамочки! У меня живет подружка на Болдинцево, и мы, артисты, раньше там часто бывали, я все эти дорожки и сейчас помню. Ничего не изменилось! Эта же береза, этот же воздух… Только в Кургане такой воздух! Нигде больше! И Максиму это было надо. И как мы отдыхали! Природно, энергетически… Максиму очень хочется купить там домик, приезжать туда жить. И я была бы очень рада. У меня, к сожалению, в Кургане только тетя. И не совсем те условия, чтобы у нее останавливаться. Тесновато. Прошлым летом пыталась с девчонками собраться. Не получилось. Негде ночевать. В гостинице как-то не хочется. Хочу жить у кого-то.
- Лен, а тебе не тесно в рамках продюсерского проекта?
- Неа. Проект действительно продюсерский, продюсер все решает, и слава богу. Я бы никогда в жизни не взяла на себя такую ответственность. Он нас делает, он сделал меня такой, какая я есть. И мне за себя почти не стыдно. Мне очень жаль многих наших артистов, у которых нет продюсера. Им действительно тяжело. Мы, допустим, можем отказаться от какого-то концерта, если Максим не уверен в заказчике, если считает, что могут возникнуть проблемы, в шоу-бизнесе бывает всякое. Мы под крылом. Я это не променяю. Даже под дулом пистолета. Либо Максим, либо никто.
- Я почему спросила? Это же рамки… Продюсерские проекты редко живут долго…
- Возможно. А почему рамки? Поем только то, что выбирает продюсер? Но так даже лучше.
- Даже одеваетесь не сами…
- Одеваемся сами. У Максима много проектов, ему не до всего. Песни у нас пишет Оля Серябкина. Музыка Максима, а тексты Оли. У нас всегда ведется обсуждение, чего нам хочется, чего нет. Максим всегда все учитывает…Я бы ничего не меняла. Многие просто мечтают, чтобы он написал им песню.
- Только ленивый в свое время не поговорил о вашем… О разрушенном Максимом Александровичем романе.
- Романе? Я девочка молодая, эмоциональная, сложно подпускаю к себе мужчин. На «Фабрику звезд» я приехала нецелованной. Несмотря на то, что многим мое поведение кажется развязным. Для меня мужчина – друг. Флирт, классно… Но подпустить ближе - очень тяжело. Мы с Артемом могли бы стать семьей. Я не считаю, что Максим что-то разрушил. Уже потом, знаете, когда эмоции остывают, а мысли остаются, я начала бы на Артема давить, мол, вот твой брат... Максим все правильно сделал: в семье и на работе никаких отношений. Я не жалею.
- Сложно не сохранить обиду.
- Ни в какусеньки. Даже маленькой обиды нет.
- Значит, не очень было надо.
- Надо было. У нас с Артемом была настоящая любовь. Я до сих пор его очень люблю. Но мы с Максимом очень тепло поговорили. Поняли друг друга.
Понимаете, Максим сделал мою жизнь. А я обнаглела. Мне кажется, что если бы я не попала в свои семнадцать-восемнадцать лет под крыло Фадеева, то уж точно бы здесь не сидела. Он заменил мне родителей.
- А мама, папа?
- Естественно, я езжу к ним, мы постоянно разговариваем по телефону. Плачем, скучаем… Мои родители – знаете, такие провинциально-добро-наивные. Сейчас мне было бы недостаточно маминого опыта. В каких-то больших поступках я советуюсь с Фадеевым: его мнение важно для меня на уровне принятия решения. Пока он не выскажется, я решение не приму. Я слишком сильно ему доверяю.
- А до приезда в Москву вы были знакомы?
- Нет. Я слышала его музыку, как и все в Кургане. Но лично его не знала.
- Я знаю много людей в Кургане, которые на него обижаются.
- Почему?
- Потому что, когда человек уезжает из своего города и достигает высот, ему потом некогда оглядываться назад. А многие ждут этого. Многие. Они-то помнят его другим, таким, каким он был, когда жил в Кургане.
- Он уехал в восемнадцать лет. Сколько времени-то прошло? Нет, ребята. У каждого семьи, своя жизнь, друзья. Да, дружбу тоже надо поддерживать. Я с удовольствием бы сейчас встретилась с девочкой, с которой училась в первом классе. Пообщались бы, но это не дружба. Это было так давно, что нас уже ничего не связывает. Максим вообще очень многим помогает в Кургане. Я знаю, что к нему приходят за помощью. И он никогда не откажет. Но тяжело одному человеку все тянуть. Представляете, целая ватага артистов постоянно от него ждет чего-то, и еще Курган. Пожалейте… Имейте совесть.
- Как дела с японским альбомом?
- Сами знаете, что происходит сейчас в Японии. Я понятия не имею, что там с альбомом.
- А «Последнего героя» вспоминаешь?
- Да. Этот проект мне понравился больше, чем «Фабрика звезд». Это идеальный мир, где нет денег, лейблов, одежды и машин. Существуешь только ты со своими сердцем и головой. Природа и люди. Были немного наигранные ребята, но это, как правило, товарищи из телевидения. Мы были настоящими. На этот проект я поехала бы еще раз.
- Очень многие не верили в настоящесть происходящего…
- Да, меня тоже спрашивали: «Вот чем вы чистили зубы?». Золой. Она была соленой от морской воды, и зубы становились белоснежными. Ни одна зубная паста не делает их такими белыми. Все прыщи прошли сами. Это все от природы, отсутствия нитрита натрия и прочих усилителей вкуса и запаха. Спали мы на земле. Все было по-настоящему. Мылись каждый день в море. Единственная обманка – это пресная вода. Мы как будто набирали ее в колодцах, а на самом деле там стояли кулеры. Местную воду пить было опасно. И еще давали крем солнцезащитный и от москитов.
Еды в принципе хватало. Собирали раков-отшельников. Они там такие большие… Бросали их в костер, потом ели. В основном клешни. На скалах маленькие улиточки жили. С ними приходилось повозиться: варить их, потом чистить, кишечник вынимать они такие крошки.
А когда вдруг нашим спонсором стала косметика, нас отвезли на водопад, и мы помылись нормально. Один раз за проект. Собственно, на проекте я была всего две недели. После того, как меня уволили, оставалось еще семь дней.
У меня был конфликт с Николаем Николаевичем Дроздовым, которого, кстати, до проекта я очень сильно любила. Считала его таким идеальным дедушкой. Дедушкой всей страны. На самом деле это было все-таки шоу, и он, наверное, был прав. Меня просили голосовать так, как надо. Я противилась. Ну и в итоге меня предупредили, что следующей уйду я. Так и случилось.
- Но это было решение в том числе и …
- Продюсеров? Нет. Команды. Тех людей, которые там жили. Дроздов, Дана Борисова, Таня Догилева... Им очень не нравилось, что какая-то непонятная девочка их не слушается. А мне и двух недель на острове хватило: там день шел за неделю в обычной жизни. Помню, как вышла с голосования, мне дали яблоко и чипсы. Я так этого хотела, что начала есть все сразу вместе…
А потом в первую ночь не могла уснуть в номере, пошла спать к морю. Вот так сильно меняешься. За две недели отпуска нельзя не измениться: вокруг люди, еда, музыка. А там… Сначала три дня плачешь: маму сильно хочется, себя жалко, холодно... Мы же еще попали в проливной дождь, потом нас ураган зацепил. Трое суток, не прекращая, с неба лилась вода. Мы заболели: фурункулезы начались. Условий нет, все в грязи. У меня три шрама на спине осталось.
Зато там на острове я спасла одной девочке жизнь. Не помню, как ее звали, она не с «Фабрики звезд». Мы пошли с ней осматривать остров, еду искать. Туда прошли спокойно, а на обратном пути начался прилив, пришлось переходить по отвесным скалам. Это очень тяжело, потому что течение там страшнейшее. Не удержавшись за лиану, она сорвалась. Было очень страшно. Пришлось лезть обратно, чтобы ее отцепить. Сейчас бы я сто раз подумала. Я ведь жить хочу…

- Какие у тебя планы?
- Я только что попробовала себя в роли телеведущей. Вот буквально на днях закончили. На Муз ТВ. Будет новое шоу. К тому моменту, как выйдет журнал, оно, скорей всего, уже выйдет. Очень интересная передача о вранье, о лжи. Что мы, зрители, видим? То, что хотят звезды. Я об артистах знаю очень много. Не личные тайны, нет, нижнее белье я не трясу. Просто стараюсь двумя-тремя вопросиками открыть правду, показать настоящие лица. Мне очень нравилось ставить звезд в неловкое положение. Причем я их не оскорбляла, всего лишь говорила правду.
В общем, шоу о лжи. Может, застанете. А может, я буду вести уже второе шоу – продолжение этого проекта. Было бы здорово. У меня есть опыт работы на сцене. Хотя я немного волновалась, потому что впервые видела текст: он бегущей строкой выдавался. От этого страдала, конечно, интонация и было много ошибок. Но зато подучилась.
- Какое будущее ждет группу «Serebro»?
- Ну, лет пять-то точно попоем.
- А потом новый проект?
- Посмотрим. Максим – очень семейный человек. Он прекрасно понимает, что когда-нибудь нам потребуется пауза: выйти замуж, родить ребенка… Это надо, мы же женщины. И он говорил об этом с девочками: все будет хорошо, все это будет. Мне пока переживать не о чем: я не нашла своего мужчину. Очень хочу. Но со мной как будто боятся знакомиться. Я очень капризная и плохая в отношениях. Требовательная. Не к себе, а к людям, окружающим меня. Могу наорать, без мата, конечно. Прощения потом прошу… А толку? Осадок остается. Я очень сложная, импульсивная.
- Ну, самое главное, что ты признаешь это.
- Да, я признаю. И ругаю себя. Ну а толку? Я страшно капризный человек. Со мной тяжело даже маме. Но одной быть не хочется. Хочу мужчину, за спиной которого могла бы быть девочкой. Хочу, чтобы потакали в моих капризах. Но пока у меня этого нет. В принципе, двадцать пять лет… Для Кургана это уже очень большой возраст, а для Москвы – юность. Это я так себя успокаиваю.
- Ты кто по гороскопу?
- Овен. Говорю же: наглая, хитрая и грубая.
- Какие новости у группы «Serebro»?
- Есть новые песни, они этим летом родились у Максима. Я, конечно, всегда хвалю его музыку, но эта… Я напеваю ее каждый день вот уже полгода. Настоящая музыка. Не знаю, готова ли к ней страна? Она очень европейская, очень классная. Впишется ли она в наш российский формат?…
В общем, я счастливый человек. А родному городу хочу передать большой-большой привет. Всем друзьям, друзьям друзей, родственникам. И еще скажу: в Москве не такие люди. Совсем не такие. Я сильно спасаюсь воспоминаниями. Любой, наверное, человек живет воспоминаниями детства, но я убеждена, что все дело в Кургане, в курганских людях, в курганских отношениях, в курганском дереве, в курганской лавочке. Вот во всем этом. И я знаю, что даже если уеду из страны, то буду приезжать на родину, не в Москву, а в Курган. Я люблю каждый сантиметр этого города. Даже мысленно не предам его. Это точно.
- Но ведь жить-то там ты уже не сможешь?
- Я как-то отделяю Курган прошлый, тот, который был когда-то, от Кургана нынешнего. Недавно общалась с подружками (мы же созваниваемся периодически) и слышу, понимаю, что там очень тяжело жить, скучно. Нет, я не смогу жить такой жизнью.
Я всегда говорю: «Есть такой город – Курган, вокруг двенадцать зон. Вышел-украл-выпил-снова в тюрьму. Генетика. Мы там все такие. Так что будь осторожен со мной. Если что, не посмотрю, кто ты».
- Люди радуются?
- Люди боятся.
- А в чем он, курганский менталитет?
- Ну, я скорее говором это могу передать: «Вот токо пошла туда…». Я хочу, чтоб в Кургане была хорошая речь.
- Но это говор, а не менталитет. Разные же вещи.
- У меня вот картинка в голове крутится, и в ней обязательно есть этот говор.
А менталитет… Ну, во-первых, у нас люди какие-то очень честные, совестливые. Чуйка есть курганская. Одним местом всегда чувствую опасность или, наоборот, что-то хорошее. Знаете, сколько в Москве курганцев? Они здесь очень плотно общаются. Очень совестливые, честные, справедливые, не наглые, добрые. Понятно, у каждого человека бывают свои недостатки. Но если взять город в целом, то есть определенные тенденции. У нас город хороший.
- Москва сразу приняла тебя?
- Нет конечно. Уехала абсолютно безголовой девочкой тайно от родителей, поселилась в гостинице на самой окраине Москвы… Дешевая такая гостиница была, я оплатила сразу две недели. И вот сижу в номере, маме позвонить не могу, рыдаю. Сильно страшно.
За восемь лет жизни у меня появились здесь близкие люди, к которым я могу обратиться за помощью, человек пятнадцать-двадцать, не больше. Есть самые близкие, пальцев одной руки много, чтобы их назвать. Если бы я задержалась в Кургане хотя бы на пару лет, то уже никогда бы не уехала. Тогда глупая была, а сейчас бы думала об опасностях. Повезло просто.
- Вот интересно, если бы ты осталась в Кургане, кем бы стала, чем бы занималась?
- Страшно представить. Моя работа точно была бы творческой: я абсолютно неусидчивая. В идеале стала бы телеведущей. Детей было бы много. По курганским меркам, в двадцать пять лет надо иметь двое детей. У всех моих одноклассниц уже по два-три ребенка. Жила бы я там и была бы абсолютно счастлива. Потому что не с чем было бы сравнивать. Сейчас уже поздно ехать в Курган. У меня будет либо сильный стресс, преломление внутренних стержней, либо я приму это как отдых, поживу там полгода и слиняю. Сейчас уже поздно. Впрочем, я абсолютно счастлива и рада, что родина - это Курган, а не Питер, например. Потому что…
У меня плохо с выражением мыслей. Я чувствами живу, и это тоже, мне кажется, чисто курганская черта. Мама мне говорила в детстве: «Вот этот цветочек живой, не срывай его». Букашек, помню, спасала из бочки на даче. Всего этого нет в Москве. Здесь так не воспитывают. Здесь без нянь ребенка во двор не выпускают: опасно. Ему восемь лет, а он сидит дома с мамой. Москва. В Кургане в шесть лет он уже сам в школу ходит.
- Да и в Кургане уже не ходит, его на машине возят.
- Да, понятно, за восемь лет много чего изменилось и в Москве, и в Кургане.
Иногда обидно бывает: позвонишь девчонкам, а они: «Ну что там? Как звезды?». А мне интересно, как там у них ребенок, пошел или нет, на какой каток ходят кататься? Как гуляют, как купаются? Я-то там осталась. Если каждому сердце открывать, надолго не хватит, быстро загнешься. Поэтому открываешь только своим, курганским. Хотя я, конечно, уже не курганка: уехала, видимо, в том возрасте, когда должна была ею стать. Может, поэтому у меня такие добрые впечатления о городе, неиспорченные. Потому что не обижал никто.
Между прочим, недавно ко мне на программу приходили ясновидящие, и я их спросила: «Что у нас с концом света?» Они ответили: «Того конца света, которого все боятся, точно не будет. Просто будут катаклизмы, и из Москвы лучше уехать». И я сразу сказала тогда: «Я уеду в Курган». Переждать, так сказать. Главное, чтоб отпустили.