Пляшите, Шура, пляшите!

 «Стрелки», Hi-Fi, «Отпетые мошенники»… Российская эстрада конца девяностых была богата на, мягко говоря, необычных и чудаковатых персонажей. Но даже на общем фоне беззубый парень, разгуливающий по сцене в длиннющей шубе, блестящем обтягивающем комбинезоне и ботфортах на каблуках, – явление весьма колоритное. Добавьте сюда порцию харизмы, небанальный вокал и талант окутывать свою персону флером скандалов, интриг, расследований, и коктейль под названием «Шура» готов! Однако годы идут… Сегодня первый фрик российской поп-сцены, самый скандальный и эпатажный персонаж нулевых, чудо в перьях без всяких переносных смыслов, выглядит несколько иначе. Концертные залы, стадионы и филармонии – тоже пройденный этап. Шура выступает в клубах, все так же отрывается по полной и экспериментирует с гардеробом. Впрочем, пусть звезда сам все о себе расскажет.

В гримерку к Александру Медведеву (нетрудно догадаться, что в Новосибирске детей при рождении называли вполне себе человеческими именами) я попала благодаря ребятам из концертного агентства «Партнер» (огромное спасибо за помощь!). До начала выступления полчаса: столько времени мне отвели на то, чтобы озвучить все свои вопросы и постараться выжать из интервьюируемого максимум информации. Вокруг шум, гам, красятся танцоры, бегают организаторы, в проходе толкутся телевизионщики – обычный такой предконцертный кипиш. Нашего героя все это как будто не касается. Он спокоен, сосредоточен, сидит напротив, пристально и выжидающе смотрит на меня и по-свойски улыбается ослепительной улыбкой. «Зубы белее унитаза», – метко подметил исполнитель в одном из интервью нашим московским коллегам. Не поспоришь. Итак, поехали!

- Чем вы сегодня живете, что вас увлекает, что занимает?
- Я вам сейчас расскажу семейную тайну…

«Ну, – думаю, – началось. Как же Шура и без тайн? Опять скандальчики, интрижки…» Телевизионщики между тем оживляются.

- Сейчас меня больше всего занимает то, что в Новосибирске идет суд: моя родная мама пытается выселить меня из квартиры, которую оставила мне бабушка, воспитавшая меня. А квартира эта дорога мне как память.

Журналистка сует микрофон звезде:
- Александр, судебное заседание проходит прямо сейчас?
- Да, только что сообщили, что мама не пришла на суд.
- А вы хотели бы там сейчас присутствовать?
- Нет, я хочу быть сейчас с вами. Если бы хотел быть там, отменил бы концерт.
- Будете бороться?
- Буду. Мама делает меня бомжом, оставляя без прописки: я живу в Москве у друзей. Какое она имеет на это право? Она в 9 лет меня сдала в детдом… Хватит мне в жизни испытаний! В данной истории я не считаю ее голос правым.

… Я уже молю о том, чтобы корреспондент утолил свое профессиональное любопытство и мы смогли бы спокойно поговорить о вещах куда более интересных, чем пресловутый квартирный вопрос.

- Вы пытались наладить отношения с матерью?
- Это она должна была налаживать отношения, понимаешь, она, а не я! Я пытался, посылал деньги, звонил. Не берут трубку. Никакой реакции…
- Хотите что-нибудь сказать своей маме?
- Чтобы она взялась за свою голову и решила этот вопрос со мной по телефону. Я никогда не буду жить в той квартире, буду прописываться в Москве. Но делать вот так изподтишка, втихую… Это больно, это нехорошо.

Решаю перехватить эстафету. Дальше – как по накатанной: никаких отклонений в сторону тем вроде дележа имущества. Работники камеры и микрофона растворяются…

- Расскажите, с чем вы при-ехали в Курган.
- Мы привезли очень красивую программу. Танцы, цирк, акробаты на тросах, детские выступления… Конечно, это будет живой концерт, без «фанеры». Вообще, под фонограмму петь очень сложно. Я сам никогда в жизни не выступал таким образом, не знаю, что это и как делается. Знаешь, как сложно петь под фонограмму на самом деле! Это же целая наука. Ты приди домой, включи любимую песню, слова которой знаешь наизусть, и попробуй повторять их как рыба, открывая рот и не произнося ни звука. Да у тебя на втором куплете челюсть отвалится! Нет, я не хочу этому учиться. Директор меня ругает за то, что на сборных солянках, где идет съемка и проигрывается запись, я все равно пою. Смысл? Другие исполнители крутят у виска, а я по-другому не умею. Мне стыдно выступать перед людьми под фонограмму. Если я не в голосе, то лучше отменю концерт.
- Я как-то встречала такие хорошие и хвалебные слова Иосифа Кобзона о вашем вокале…
- Да я со всеми дружу! Мне очень лестно, что со мной никто из артистов никогда не пытался вступить в распри. И дело не в том, что у них кишка тонка, наверное, ценят мой профессионализм. Когда я был совсем молод и только начинал исполнительскую карьеру, мне звонили мэтры, советовались, приглашали на свои вечера. Прийти к Кобзону на юбилей! Офигеть! Не знаю, почему мне так доверяют, возможно, все дело в правде…
- Вы искренни на сцене?
- Разумеется, и не только на сцене. Вся жизнь напоказ. Я всегда открыт, ничего не утаиваю. Иначе за меня потом нечистые на руку люди все сами придумают. Ваши коллеги-журналисты часто просят меня: «Сочини что-нибудь про себя, соври!» А что мне придумывать? Я расскажу все, как есть, всю правду. Видишь, сегодня поведал вам историю про суд. Думаешь, другой артист стал бы это делать? Да ни в жизнь! Скрыл бы все! И на сцене так же. Пою то, что вижу, и о том, что сам пережил. Или что придется пережить. Очень часто бывает, что исполнитель поет чужую песню, а потом проживает эту историю.
- Я знаю, что вы сейчас выступаете в основном в клубах…
- Представляешь, таких концертов, как сегодня у вас, я не давал семь лет! И я намеренно не берусь за такие выступления: даже этого концерта для меня много, столько ответственности! После рака-то силенок поубавилось… Честно, курганские организаторы еле уговорили меня выступать в сидячем зале. Все-таки клубы, тусовки на заказ – это мое, это то, что меня заводит, то, к чему я привык. Тем не менее сегодня, думаю, взорвем зал. Мы серьезно к этому готовились, очень долго репетировали…
- Александр, а у вас есть тоска по тем, молодым и распутным, временам?
- Нет, абсолютно. Было столько работы! Так впахивали! Ты не представляешь. Невозможно было работать в таком ритме долго, поэтому, наверное, и появились сначала наркотики, а потом и болезнь… У меня был рак яичка, курсы химиотерапии, после нее я резко набрал вес… Но я благодарен за то, что прошел через все это. Испытания мне были даны неслучайно. Будем брать новые высоты… По-другому мне нельзя. Я пробовал шить, меня все равно рвет с фабрики на репетиции, в студию. А пока я пою, пока я выгляжу более или менее вменяемым, прилежным и красивым для своих зрителей и слушателей, пока я красиво улыбаюсь, я буду выступать. Сцена – это мой новый наркотик. Я не могу без этого. Если мне плохо и нет выступлений, я еду в караоке.

- В караоке петь не так сложно, как под фонограмму?
- Намного проще. И потом, я свои песни в караоке не исполняю: пою своих любимых мужиков и девочек. Успенскую, Милявскую, конечно Пугачеву, Аллегрову… Хочешь, спою?

Я так молила – позови…
Но ты молчал.
Я так молила – удержи...
Не удержал.
Я твой транзитный пассажир,
Меня, увы, никто не ждал..
Ты был транзитный мой вокзал...

- Браво! Вот так запросто спеть…
- Ну, сейчас я делаю это все реже, при моем новом активном директоре… На самом деле он у меня уже семь лет работает, но для меня с ним каждый день как в первый раз. Три концерта в неделю, интервью, примерки сценических костюмов… Времени на караоке совсем не остается. Представляешь, из-за постоянного цейтнота я даже жениться не успеваю, что уж об отдыхе говорить…
- Вы перфекционист?
- Или делать хорошо, или вовсе не браться за дело – таков мой подход. Я уже сегодня задолбал весь свой коллектив, ребята-танцоры даже плакали. А что делать? Самому плохо. Ну, раз у нас сегодня концертный зал, мы должны сделать программу на 5 с плюсом. Все должно быть отточено до последнего!
- Насколько важно для вас увлечение дизайном одежды? Вообще что это: мимолетное увлечение или что-то более значимое?
- Возможно, все еще будет: я состоюсь как дизайнер, руки у меня откуда надо растут. Но, наверное, это случится позже, сейчас очень плотный гастрольный график. А вообще мы закончили линию детской одежды и моды для беременных, уже все распродали. Я занимаюсь вечерними платьями для беременных и детей, а также шью школьную форму и пижамы для благотворительности, в детские дома. Но пока мы эту линию закрыли. Почему шью для беременных? А вот так мне захотелось, бедные наши будущие мамашки ходят в таком уродстве, на которое без слез взглянуть нельзя.
- А если говорить о звездном имидже…
- Он имеет значение тогда, когда у этой звезды есть вокал. Для меня то, что я надеваю, второстепенно, но в то же время и необходимо, чтобы поддержать мой голос. Вокал у меня необычный, стиль должен быть соответствующим. Но, как вы, наверное, заметили, с каждым годом он становится проще и эстетичнее. Больше нет огромных каблуков, яркого макияжа на лице, накладных ногтей… Во-первых, и возраст берет свое, во-вторых, моде тоже нужно отдать должное. Сегодня эпатировать публику тем образом, который был у меня в девяностых, дурной тон. Я, например, не считаю Леди Гагу эталоном стиля. Все у нее как-то чересчур… Выглядит похабно, отвратительно и некрасиво. В моем случае все более или менее спокойно, можно даже детям смотреть. Кстати, сегодня будет очень много детей на сцене, ваших детей, курганских.
- В 90-е вы выходили на сцену без передних зубов, на каблуках, в ярких лосинах, поддерживали слухи о своей нетрадиционной ориентации… Но это понятно, публике нужен был эпатаж. Чем удивляете народ сегодня? Сегодня перед вами нет задачи эпатировать публику?

- Нет. Понимаешь, такая задача передо мной никогда и не стояла. Мне говорили: «Саша, ты эпатируешь публику!» Но я делал то, что мне нравится, и так, как считал нужным. Я так жил, так работал в одном новосибирском кафе. А оказывается, это шок, выходка, эпатаж. Мне и слово-то это было неизвестно! Я потом уже начал задумываться: выступал без зубов, на каблуках – какой кошмар! Тогда это была обычная история. Я и в жизни так же одевался: ботфорты, леггинсы, вязаная шуба до пят за три миллиона… Сейчас, конечно, совсем другая история: курточка, брючки, туфельки – все!
- Хиты «Отшумели летние дожди» и «Холодная луна» пользовались необыкновенной популярностью, я это прекрасно запомнила: доносились из каждого проигрывателя и телевизора. Что сейчас в вашем репертуаре?
- Я исполняю и эти песни, и многие другие. После первых альбомов были еще «News», «Сердце бьется» и сингл «Новый день». По-прежнему я работаю с Павлом Есениным. Недавно записал очень красивую композицию «Молитва» со Светланой Сургановой и ее оркестром. Автор и композитор – я сам, аранжировку сделала Света. Очень мне понравилось с ней работать, надеюсь, это не последняя наша песня. Надеюсь выманить у нее и спеть совместно еще одну композицию, которая называется «Осень».
- Как вы считаете, сейчас по какому пути идут молодые исполнители, чтобы добиться успеха на сцене?
- Сейчас все стало намного сложнее. Раньше различными выходками и эпатажем можно было прикрыться, сейчас это не прокатит. Нужно иметь очень сильные вокальные данные. У меня-то все совпало: и эксцентричность, и голос… Все-таки я считаю, что хорошо пою, раз меня заметили даже и без зубов… Мне тогда вообще повезло. Ниша была пустая на то время: выступали только Моисеев с Пенкиным, потом пришел я, новая смена. Нас до сих пор троицей и сравнивают. Как тогда я был самым молодым, так и сейчас остаюсь юнцом.
- Кто, по-вашему, сегодня талантлив на сцене?
- Мне очень нравятся Елка, Иван Дрон… Ой, Дорн же у него фамилия, это я его так называю. И вообще много молодых команд, есть на кого посмотреть, кого послушать. Вокал для меня стоит на первом месте, неважно, как выглядит человек, во что одет… Что несет своим голосом исполнитель, что выдает в микрофон, пропуская через душу, – только так. А самое главное, честно ли он это делает, не под фонограмму ли. Я точно знаю, что вышеназванные ребята поют не под фонограмму. Это для меня принципиально важно.
– В одном из номеров у нас было интервью с Г. Г. Тараторкиным, в нем он использовал такое словосочетание, как «творческое вероисповедание». Скажите, во что вы верите в творчестве?
- Я в принципе верю в бога и считаю, что и в творчестве это важно. Бог дал мне талант, дал мне силы бороться с болячками, с болезнью, которая встретилась на пути к этому таланту. По-честному, я даже рад, что в моей жизни случился рак, не было бы его, я бы уже сдох от наркотиков. На все воля Божья. Нужно верить в Бога, верить в свои силы, любить и уважать те ладошки, которые тебе хлопают. Особенно детские. Бог есть в каждом из нас. Но знаешь, церковь – это одно, а вера – другое. Я редко хожу в храмы, если и иду, то в старинные, а не в заново отстроенные. У меня есть своя святая, ее зовут баба Валя (Емельяна). Она меня наставляет, но сейчас я об этом не хочу разговаривать.
- Вы чувствуете, что пришли к какой-то гармонии в жизни, чувствуете себя зрелой личностью?
- О, я себя чувствую безумно зрелой личностью, перезревшей даже! Рак забрал несколько лет моей жизни, а потому я и сейчас их отнимаю. Я не ощущаю себя на 37. Мне 25.
- И какой он, двадцатипятилетний Шура?
- Влюбленный. Как и всегда.