Кукольная страна

 Всем, кто любит бывать в театре, хорошо известна коллективная природа этого искусства. И, тем не менее, ответственный труд режиссера или фантазия художника-постановщика почти всегда уступают место в людских сердцах бездонной харизме актеров. Это их фамилии зритель ищет в программках, на их лицо он реагирует и им конкретно дарит цветы. Но часто ли под гул оваций благодарного зала вы задумывались, что значит быть артистом? За бурлящим калейдоскопом гримас и масок, круговертью ярких характеров и ролей разглядеть настоящего человека подчас невероятно трудно. Пожалуй, так же трудно, как втиснуть одну из самых свободных и эмоциональных профессий в рамки обычного семичасового рабочего дня с перерывом на обед. Итак, вооружив журналиста блокнотом и диктофоном, мы отправили его прямиком в одно из самых загадочных мест на земле – театральное закулисье. Разведывать, понимать и, наконец, рассказывать вам о том, что на самом деле творится по ту сторону сцены.

Местом моей высадки стали стены Курганского областного театра кукол «Гулливер», неоднократного победителя международных кукольных карнавалов и достойного конкурента французским, японским и немецким труппам. Экскурсия по зауральскому «храму Мельпомены» сама собой сложилась в целый цикл встреч, во время которых мне удалось посетить один из творческих вечеров, посвященных звездам театра, пообщаться не только с заслуженными, но и молодыми актерами. И даже собственными глазами оценить праздничный восьмимартовский «капустник», который мужская половина коллектива готовила для своих дам по актерской привычке искрометно и шумно. В то время «гулливеровцы» снимались в документальном фильме о мировом светиле хирургии Гаврииле Абрамовиче Илизарове, готовились к фестивалю самостоятельных выступлений «Ярмарка тщеславия» и обсуждали итоги только что прошедшего конкурса чтецких работ. В старинном и уютном здании вовсю гомонила жизнь, а расписание занятий, репетиций и спектаклей пестрело датами и пометками. В буфете активно готовились бутерброды, на сцене менялись декорации, из гримерки доносились звонкие, счастливые голоса – казалось, повседневная жизнь обитателей театра целиком состоит из событий, движения и эмоций.

Здесь привыкли дышать полной грудью, несмотря на финансовую нестабильность и плачевную нехватку пространства для маневров воображения (например, спектакль «Каприч'ио (двойной со сливками)», в прошлом году принесший «Гулливеру» Гран-при всемирного кукольного карнавала в Алма-Ате, чересчур грандиозен для родной сцены и ни разу не был на ней сыгран). Здесь все равно готовят премьеры, будь то московская психоделика под названием «Сказки моей бабушки» или оригинальное переложение античной трагедии «Эдип», поставленное под руководством опытного белорусского режиссера. И, конечно же, здесь отдают дань прошлому, напоминая зрителям о тех, кто стоял у истоков создания театра, обучал и взращивал нынешний творческий коллектив, привозил и создавал спектакли, многие из которых с течением лет становились настоящими городскими легендами.

Отправляясь в театр, зритель едва ли думает о том, что будет вести диалог с артистами, но последние, в свою очередь, каждый раз помнят об этом диалоге. Потому что им не нужно даже особенно видеть зал, чтобы четко чувствовать атмосферу и бросать все свои внутренние силы на то, чтобы впечатлить душу ребенка, удивить и увлечь в волшебный мир недоверчивого и скупого на эмоции взрослого. Задача, стоящая перед ребятами из «Гулливера», пожалуй, еще на порядок сложнее: для того, чтобы подарить зрителю шестьдесят-восемьдесят минут счастья по цене входного билета, актерам требуется для начала оживить куклу.

– Кукла – действительно очень сложный инструмент, – говорит актриса Ирина Тимофеева. – У каждой из них – тростевой, планшетной или марионетки – есть своя специфика работы. И ты ищешь способ помочь ей задышать, по-особенному к ней подходишь... Учишь говорить с помощью пластики и жеста. Кукла, какая бы маленькая она ни была, всегда чуть больше, чем человек. С ранних времен она воспринимается как проводник тех мыслей, законов и ощущений, которые мы связываем с понятием высшего смысла, дарованного извне, и может существовать только в определенном антураже, на ограниченном пространстве, сохраняющем ее сакральность и эффект как от живущего, действующего существа. Самые интересные и глубокие моменты в спектакле получаются, конечно, когда найдено бессловесное действие куклы-предмета: когда не надо говорить слов, но все происходящее будет понятно на любом языке.
- Что вообще для вас профессия актрисы? – интересуюсь я.
– Наверное, это все-таки люди. Как с этой стороны рампы, так и с той. Это люди, которые делятся между собой историями, переживаниями, эмоциями, – размышляет Ирина. – Выходя на сцену, ты обязательно что-то несешь: мысль или задор свой актерский, какую-никакую, пускай даже маленькую, историю. И у тебя есть уникальная возможность эти истории рассказывать, дарить зрителям, находить отклик или, наоборот, отвечать на вопросы и бесконечно много общаться.
- Что вы чувствуете, когда на сцене проживаете целую жизнь?
– В этом-то и есть самая основная, самая «вкусная» магия театра. Когда ты по-честному проживаешь жизнь, которая тебе нравится, то получаешь практически новое рождение души, как будто весна у тебя внутри наступает каждый раз после нового выхода. Но для этого нужно по-настоящему влюбиться в своего персонажа и понять, что он всегда будет больше, чем ты сам. Уже сама атмосфера подготовки к спектаклю волнительна и интересна, когда ты пытаешься как-то освоить материал, присвоить его в первую очередь себе, для того, чтобы потом рассказать другим. Но самое увлекательное начинается после премьеры, когда схлынула первая волна эмоционального драйва. Когда спектакль начинает матереть, обрастать плотью и когда ты чувствуешь разного зрителя и уже свободен в этом пространстве, купаешься в нем.
- Профессия актера: какая она? В трех словах.
- Кровавая. Очень волевая, потому что многого требует от актера. А еще она безумно красивая, как все по большому счету бесполезное, непрактичное и нематериальное. Многие хотят в нее окунуться, но потом понимают, что там, за этой внешней красотой, такой «трэш» внутри, такой напряженный труд... Постоянно должно что-то происходить с твоей душой, она должна быть подвижной, чтобы ей было и больно, и радостно, и тепло, и холодно. Потому что мир сцены реален не менее, чем тот мир, в котором мы с вами привыкли жить. Даже несмотря на картонные небеса и бумажные солнца. Потому что и ты, и зритель, и эмоции вокруг вас – самые что ни на есть настоящие.